Обмыв и обрядив тело, убрав ужасные остатки, которые нужно было сжечь, мы с Реджи и хозяином гостиницы отправились в мэрию, чтобы сделать официальное заявление. Нет смысла вспоминать эту рутину, воспоминания об этом меня лишь злят. Чудесный Дюпуарье потерял голову и всё усложнил, пытаясь скрыть имя Оскара - тут была сложность: Оскар зарегистрировался в гостинице под фамилией Мельмот, а французское законодательство запрещает регистрироваться в гостинице под вымышленным именем. С 15:30 до 17:00 мы были в мэрии и в комиссариате полиции. Потом я разозлился и настоял на том, что нужно пойти к Геслингу, атташе английского посольства, которому меня порекомендовал отец Катберт. Уладив с ним все дела, я отправился на поиски монахинь, чтобы организовать бдение возле тела. Я думал, что уж в Париже найти их будет довольно легко, но лишь приложив невероятные усилия, нашел двух сестер-францисканок.
Геслинг являл собой воплощение любезности и пообещал прийти в отель «Эльзас» в 8 часов утра. Пока Реджи в гостинице разговаривал с журналистами и шумными кредиторами, я отправился с Геслингом на встречу с чиновниками. Освободились мы лишь в 13:30, так что можешь представить количество формальностей, заверений, заявлений и подписанных документов. Смерть в Париже - действительно очень хлопотная и дорогая роскошь для иностранца.
Днем пришел участковый врач и спросил, что случилось: Оскар покончил с собой или его убили? Подписанные свидетельства Кляйсса и Такера он не смотрел. Геслинг предупредил меня, что из-за вымышленного имени и личности Оскара власти могут настоять на том, чтобы его тело забрали в морг. Конечно, меня ужаснула эта перспектива - это показалось мне последним штрихом к картине ужаса. Осмотрев тело, опросив всех в гостинице, выпив несколько бокалов и неуместно пошутив, участковый врач за умеренную плату согласился подписать разрешение на погребение. Потом приехал еще один омерзительный чиновник. Он спросил, сколько у Оскара было воротничков и сколько стоит его зонт. (Всё именно так и было, я ни в коей мере не преувеличиваю). Потом начали приходить различные поэты и литераторы: Раймон де ля Тайад, Тардье, Чарльз Сибли, Джехан Риктус, Робер д’Юмьер, Джордж Синклер, и разные англичане, представлявшиеся вымышленными именами, в том числе - две дамы под вуалью. Указав свое имя, они получали разрешение увидеть тело...
Я рад сообщить, что дорогой Оскар выглядел спокойным и исполненным чувства собственного достоинства, как тогда, когда он вышел из тюрьмы, и после обмывания тело вовсе не выглядело ужасно. Шея Оскара была увита освященными четками, которые ты мне дал, а на груди лежал францисканский медальон, который дала мне одна из монахинь - несколько цветов положил туда я, еще несколько - друг, пожелавший остаться неизвестным, он привез цветы от имени детей, хотя я не думаю, что детям сообщили о смерти их отца. Конечно же, было привычное распятие, свечи и святая вода.
Геслинг посоветовал мне сразу же положить останки в гроб, потому что разложение начнется очень быстро, и в 20:30 пришли люди, чтобы уложить останки. По моей просьбе Морис Жильбер сфотографировал Оскара, но фотография получилась неудачной - вспышка не сработала должным образом. Анри Дэвре пришел как раз перед тем, как должны были закрыть крышку гроба. Он был очень добр и мил. На следующий день, в воскресенье, приехал Альфред Дуглас, заходили разные люди, которых я не знаю. Думаю, большинство из них были журналистами. А понедельник утром, в 9:00, похоронная процессия вышла из гостиницы, мы пошли в церковь Сен-Жермен-де-Пре за катафалком - Альфред Дуглас, Реджи Тернер и я, хозяин гостиницы Дюпуарье, сиделка Анри и гостиничный слуга Жюль, доктор Хеннион и Морис Жильбер, а также - двое незнакомцев. После малой мессы, которую прочел за алтарем один из викариев, часть похоронной службы отслужил отец Катберт. Швейцарец сказал мне, что присутствуют пятьдесят шесть человек, в том числе - пять дам в глубоком трауре. Я заказал только три экипажа, поскольку не рассылал официальные уведомления - мне хотелось, чтобы похороны прошли тихо. В первом экипаже ехал отец Катберт с причетником, во втором - Альфред Дуглас, Тернер, хозяин гостиницы и я. В третьем - мадам Стюарт Меррилл, Поль Фор, Анри Дэвре и Пьер Луис. За нами ехал кэб с людьми, которых я не знаю. Поездка заняла полтора часа, могила находится на Баньо, временный участок зарегистрирован на мое имя - когда смогу, куплю участок на Пер-Лашез по своему выбору. Я еще не решил, что делать, не придумал, какой поставить памятник. Всего прислали двадцать пять венков, некоторые - анонимно. Хозяин гостиницы доставил вычурный венок из жемчуга с надписью «A mon locataire» - «Моему жильцу», аналогичный венок был от «Администрации гостиницы», остальные двадцать два были, конечно, из живых цветов. Венки привезли от Альфреда Дугласа, Мора Эйди, Реджинальда Тернера, мисс Шустер, Артура Клифтона, редакции «Mercure de France», Луиса Уилкинсона, Гарольда Меллора, мистера и миссис Тексейра де Маттос, Мориса Жильбера и доктора Такера. В изголовье гроба я положил лавровый венок с надписью «В знак уважения к его литературным достижениям и выдающемуся таланту». К внутренней стороне венка я привязал ленту с именами людей, которые были добры к Оскару во время или после его тюремного заключения: «Артур Хамфрис, Макс Бирбом, Артур Клифтон, Рикеттс, Шеннон, Кондер, Ротенштайн, Дэл Янг, миссис Леверсон, Мор Эйди, Альфред Дуглас, Реджинальд Тернер, Фрэнк Харрис, Луис Уилкинсон, Меллор, мисс Шустер, Роуленд Стронг», и, по особой просьбе, друг, пожелавший остаться под инициалами «C.B.».