Джайлз Брандрет
«Оскар Уайльд и смерть при свечах»
Посвящается С. Р. Б.
Жизнь Оскара полна сенсаций и невероятных событий. Какие возможности открываются для тех, кто будет писать мемуары в следующем столетии!
Из неопубликованных мемуаров Роберта Шерарда Франция, 1939
Меня зовут Роберт Шерард, и я был другом Оскара Уайльда. Мы познакомились в Париже в 1883 году, ему было двадцать восемь, и он уже успел прославиться, мне — двадцать один, и меня не знал никто. «Вы не должны называть меня „Уайльд“, — сказал он мне в нашу первую встречу. — Если я ваш друг, Роберт, тогда для вас я — Оскар. Если же мы с вами чужие, значит, я — мистер Уайльд». Мы не были чужими, и любовниками тоже не были. Мы были друзьями. И после его смерти я стал первым и самым верным его биографом.
Я знал Оскара Уайльда и любил его. Но не сидел около его постели в жалком номере жалкой гостиницы, когда он умирал. И мне не довелось проводить к безымянной могиле одинокие похоронные дроги, на которых не лежало ни одного цветка — так что и этого благословенного утешения судьба меня лишила.
Но когда, находясь за сотни миль от Франции, я прочитал, что он умер в полном одиночестве и его бросили те, кого он всегда и неизменно одаривал своей добротой и благородством, я принял твердое решение рассказать людям всё, что я о нем знал, поведать им, каким Оскар Уайльд был на самом деле, в надежде, что моя история хотя бы немного поможет понять человека редкой души и уникального таланта.
Я пишу свои воспоминания летом 1939 года. Сегодня тридцать первое августа, и мир стоит на пороге войны, но меня это не беспокоит. Мне все равно, кто в ней победит, а кто окажется побежденным. Я уже старик, и я болен, но прежде чем умереть, твердо решил рассказать свою историю, сделать всё, что в моих силах, чтобы довести до конца мою повесть и «нанести последние мазки на портрет». В моей памяти, как в сосновом лесу на юге Франции, где тут и там попадаются огромные участки обожженной земли, зияют черные пятна и провалы. Я многое забыл и многое пытался забыть, но, верьте мне, то, что вы прочитаете на этих страницах, правда. Все годы нашей дружбы я вел дневник, где описывал события, в которых мы участвовали. Я поклялся Оскару, что буду хранить его тайну пятьдесят лет. Теперь же могу нарушить молчание и наконец поведать всё, что я знаю про Оскара Уайльда и смерть при свечах. Я должен, потому что я сохранил свои заметки об этом, я был там и я свидетель тех событий.
Глава 1
31 августа 1889 года
Ярким солнечным днем в самом конце августа 1889 года мужчине лет тридцати пяти — высокому, немного полноватому и, вне всякого сомнения, вызывающе одетому — открыли дверь маленького дома с террасой на Каули-стрит в Вестминстере, рядом с Вестминстерским дворцом.
Мужчина спешил, но спешить он явно не привык, у него раскраснелось лицо, и на лбу выступили капельки пота. Войдя в дом номер двадцать три по Каули-стрит, он проскочил мимо женщины, которая открыла ему дверь, и, миновав небольшую прихожую, взбежал по лестнице на второй этаж, где на не застеленной ковром площадке имелась деревянная дверь.
Мужчина на мгновение остановился, улыбнулся, перевел дух, поправил костюм и обеими руками отбросил с лица вьющиеся каштановые волосы. Только после этого он тихонько, почти деликатно, постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату. Он отметил, что тяжелые шторы плотно задвинуты, в комнате темно и жарко, как в пекле, а воздух пропитан тяжелым запахом ладана. Когда глаза мужчины привыкли к полумраку, он увидел в свете полудюжины оплывающих свечей прямо перед собой обнаженного юношу лет шестнадцати с перерезанным от уха до уха горлом.
Мужчину звали Оскар Уайльд, он был поэтом и драматургом, литературной знаменитостью своего времени. Убитый юноша, Билли Вуд, зарабатывал на жизнь проституцией и не представлял собой ничего интересного.
Я не был рядом с Оскаром, когда он обнаружил зверски убитого Билли Вуда, но через несколько часов мы встретились, и я стал первым, кому он поведал о том, что увидел душным днем в комнате с задвинутыми шторами на Каули-стрит.
Вечером того же дня мой знаменитый друг ужинал со своим американским издателем, и мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его клубе «Албемарль» на Албемарль-стрит, двадцать пять, что неподалеку от Пикадилли. Я говорю «его клуб», хотя на самом деле это был и мой клуб тоже. В то время в «Албемарль» с радостью принимали молодых людей: юных леди, которым уже исполнилось восемнадцать, — можете себе представить! — и джентльменов двадцати одного года и старше. Оскар предложил мне стать членом клуба и с характерной для него щедростью заплатил вступительный взнос в размере восьми гиней, а затем ежегодно, до самого заключения в тюрьму в 1895-м, вносил пять гиней членских взносов. И всякий раз, когда мы с ним встречались в «Албемарле», стоимость всего, что мы выпили и съели, записывали на его счет. Он называл его «наш клуб», однако я считал «Албемарль» клубом Оскара.