— Умойся, смотреть на тебя противно.
Глава 2
Фронт под линией фронта
Бог весть, когда еще случай выпадет, поэтому я достал бритву и рядом с бабами, полоскающими белье в соседнем дворе, стал водить трофейным «золингеном» по щеке, косясь в зеркало.
Зеркало, видимо, из квартиры эвакуированных, было тяжелое, в золоченой раме с резными лепестками и с претензией на старинность. Я даже стушевался как-то — не вязалась моя физиономия с резнолепестковым великолепием. В таком зеркале нужно расчесывать благородные бакенбарды или завивать поэтические кудри, а не подбривать виски «полубокса», попутно снимая щетину. Ну да ладно. Графов у меня в роду не было: разве что какой-нибудь татарский мурза времен Орды — загораю быстро, лицо за пару дней делается совсем черным, а волосы светлые и глаза синие. В общем, гибрид какой-то. Правда, внешности своей значения особого я не придавал; вот только из-за длинных рук гимнастерку намучаешься отыскивать. Большой размер и рост еще ничего — можно подобрать, а рукава выходят непременно короткие.
Побрившись, я предался отдыху на диванчике в конторе расформированного ЖАКТа[6], созерцая копию картины товарища Розанова «Похороны жертв Октября».
Славно-то как. Даже мухи зудят убаюкивающе тихо. Пивка б «мартовского» или «темно-бархатного» да задрыхнуть часа на два, а то с этим уплотнением рабочего дня без очереди в лазарете окажешься. Это в январе лафа была: лежи себе на тюфяке да оставшиеся калории считай. Фунт хлеба — не ситного, а дикая смесь отрубей, макухи, лошадиного овса и сдобренной целлюлозой муки — позволял еле шевелить ногами. Вот мы и шевелили тогда до ближайшего строения с печью. Такой вот ночной дозор — сплошное нарушение. Но нельзя оставлять улицы без патрулирования. А угрожать людям оружием, как сейчас? А мордой в дерьмоМандрусеву? Ничего нельзя. Даже то, что мы здесь около Владимирской площади — нарушение. Это полоса обороны флота.
Только не переступи я «нельзя», эта немецкая гадина могла бы пройти через фильтр контрразведки. Лунин правильную байку рассказал про деда. Когда в марте чистили город, Агафонов заловил одного типчика. Тоже оказался фрукт: держал на антресолях списки коммунистов и комсомольцев, а в штабе местной обороны самым активным активистом считался.
Эх, если б не Бейсенов, отдал бы рапорт комиссару Теплову и получил законный сон и отдых. Я взглянул на часы — до встречи с сержантом двадцать пять минут — и, развернув страницы тетради, которую всегда таскал с собой, начал зарисовывать по памяти портреты. Блондинки Мандрусевой, хромого диверсанта с медалью, смешного дворника…
Рисовал я неплохо. «Талант» внезапно открылся лет десять назад — еще когда учился в Ташкентской школе пехотных командиров — стенгазеты, оформление праздников и прочая агитация. А в Университете умение отточилось на студенческих практиках-раскопках; наверное, треть нарвской керамики из Себяжья в альбомы перенес. Уроки брал у мастеров, да-с… А-ччерт! Огрызок «кохинора» выскользнул из пальцев и, упав, конечно же, закатился в щель между досками пола.
— Что там? — Лиходей, продолжавший «дознание» блондинки какими-то милицейскими приемчиками, выглянул из-за шкафа.
— Та ничего, карандаш закатился… Кстати, о! Фройляйн, иди-ка сюда! — Я объяснил Мандрусевой, что сейчас мы с ней будем составлять, то есть, рисовать портрет Доктора Маши.
Но все испортило некормленое документами начальство.
— Где охрана места происшествия, где рапорт, где задержанные?! — набросился возникший в окне комиссар Теплов.
— Рапорт вот. Супостаты — вон и вот. Охрана происшествия, в виде Рузайкина, прямо за вами, во дворе.
Теплов засопел и буркнул мне в окно:
— А почему боец с одним штыком, где винтовка?
— Товарищ комиссар, ну разве ж можно Пете винтовку доверить, да еще и с боевыми патронами?
Сейчас будет есть с кашей! Но против ожидания, Теплов начал топтаться на месте и вообще дал слабину, по которой стало ясно, что каша будет на второе. А на первое, видно, будет еще какая-то дрянь вроде охраны завалов.
— Ну, товарищ комиссар, люди вторые сутки без сна.
— Прекрати болтовню, Саблин! — закричал он, махая сжатым кулаком. — Будь здесь и никуда не уходи. Никуда! Понял?
— Понял.
— Сиди безотлучно. Я доложил по начальству, оно знает.
— И что?
— Пакет отдашь. — Теплов отнял от груди красносургучное послание с таким вздохом, будто я рупь за сто его утеряю и добавил, закатывая глаза: — Когда появится человек с «полномочиями», проси его мамой родной, но пусть обождет. Ты никуда не суйся. В самом крайнем случае отдашь бумаги и отправишь Бейсенова. Он в команде…
6