— Ты чё орешь, Надежда? — спросил вошедший последним Сарафанов.
— Михей Степаныч! — делано обрадовалась кикимора. — Здрасьте.
— Здравствуй, здравствуй. Все шумишь?
— Так ить должность такая! Думаете, мне это из удовольствия нравится? Тютюшки! Гавкаю тут целый день, как шавка на аркане. А кто ценит? Вот прошлого раза — прется, значит, дылда одна в манто…
— Ты, Надежда, винты не вкручивай, а рассказывай, кто поднял шум, когда, и по какому поводу.
— А кто поднял? — по-сорочьи закосила вахтерша. — Никто и не поднимал. Работаем тихо-мирно, выполняем план на сто двадцать процентов.
— Надежда…
— А что Надежда? Стою себе ни…
— Постникова! — рявкнул Михей, и Постникова стала ударно возюкать рукавом по вохровскому прилавку. — Не тяни, — поторопил Михей, облокотившись на дерево, и добавил казенно: — Не добавляй забот органам… Перестань! Не реветь! Говори быстро и честно, как на исповеди.
Вахтершино лицо запрыгало, оплывая киселем на фоне десятисвечового маскировочного полумрака.
— Михей Степаныч, Белая Наташа объявилась.
— Кто трепался?
— Да как же трепался, а? Я ж ее сама, своими глазами видела, возле покрасочного.
— Не свисти, бабы ваши исподнее сушили, а ты в крик.
— Какие сушилки! Я ее рядом… как вон до двери. Пяти шагов не набралось бы.
Все уставились зачем-то на зеленую створку проходной, и она стала медленно отворяться. Очень медленно. Душа тоненько завизжала в тягостном предчувствии, и вторило ей плотницким скрипом изматывающее, медленное дерево. Черный сгорбленный зверь вломился в комнату и… бросил на пол ящик с углем.
— Сергей Ильич! Дурак такой! — завизжала Надька, кидая в человека подвернувшийся болт. — Напугал до потери сознания.
— Вы что себе позволяете, Постникова! — интеллигентно заругался Сергей Ильич. — Я вам уголь, знаете ли, — он замер, глядя на мой термопистолет. — Сами вы… пошли бы, извините, в задницу.
«Угольщик» протер черными пальцами очки и водрузил их на прежнее место, попав дужкой в ухо.
— Начальник караула Лотыгин. С кем имею?
Я протянул «мандат» и представился:
— Старший лейтенант Саблин. Комендатура. Товарищ Лотыгин, нам требуется осмотреть территорию завода в сопровождении Постниковой.
— Э-э, мы вообще-то подчиняемся только…
— У нас есть все необходимые полномочия.
Михей поправил на плече ящик с ОПРМ и, забрав Надежду, мы двинулись к сушильному цеху, где, по ее словам, все и случилось.
— Да-а, напугал дедушка, — Сарафанов потер затылок.
— Он такой же дедушка, как и ты, — вступилась за начальника идущая впереди вахтерша. — И сорока нет, и, между прочим, как мужчина может еще.
— А ты что, проверяла? — заржал Михей и даже в темноте был виден румянец на щеках Постниковой.
Вот уж точно: язык впереди ума бежит.
— Он в январежену потерял, — после конфуза ответила Надежда. — Сергей Ильич тогда в КБ работал. Целыми днями на производстве… А его Татьяну племянник убил, за карточки. Талонов не отыскал — так отрубил ей руку и в платок завернул, чтоб унести и съесть потом. Да так и сдох на лестнице в парадном…
Асфальтная дорожка закончилась, и за водонапорной башней показалось кирпичное здание с ведущей к нему грунтовкой.
— Вон где произошло все. Видите — этаж завален, — показала Надежда. — Там и была она.
— Кто? — глупо спросил Руис.
— Кто! Наташка Соколова, прости, Господи. — Вахтерша торопливо перекрестилась и взяла Михея за рукав. — Я с вами не пойду, мальчики, ладно?
— Ладно, беги к своему Ильичу. Только, чтоб не болтать. За такие разговоры знаешь, что?
— Пятьдесят восемь, прим, — отчеканила Постникова и, развернувшись через левое плечо, припустила обратной дорогой.
Михей усмехнулся ей вслед.
— Я дело Соколовой в тридцать пятом разгадывал. Наташа здесь на седьмом участке работала. Правильная девушка — музыкой увлекалась. Влюбилась она в одного типа, а он после того как получил, что хотел, посмеялся над ней. Да еще подло так, при всех.
Сарафанов стал раскуривать блокадный «Казбек» (вымоченную в никотине стружку), роняя смолянистые серпантинки в траву.
— В первую же смену Соколова покончила с собой в трансформаторе — взяласьрукой за голый провод. Когда после похорон стали ее замечать в разных местах на заводе, паника создалась. Развал дисциплины полнейший. Сначала милиция это дело взяла. Костя Кондратьев, ушлый такой опер, тык-мык — видит, дело нечистое. А с «гостями» такими сталкивался. И парень смелый, во!