- Обо мне? – она словно спрашивает, однако Чарльз точно знает, что это не вопрос. – О чем еще он может так упорно размышлять?
Эрик язвительно хмыкает, но не комментирует, сидит, сложив на груди руки, и смотрит на всех сквозь полуопущенные ресницы. Чарльз вздрагивает, когда Викки тянет его за ворот и заглядывает в глаза, жмурится и кивает на выдохе.
У Викки серо-голубые глаза. Словно глаза Санни с серебристым оттенком, они смотрят гораздо глубже, чем обычный человек может представить. Чарльз не лезет в голову племянницы, потому что своего сумасшествия ему вполне хватает, а еще потому что Санни предупредительно щурится и сжимает ручку чашки едва заметно крепче.
Чарльзу кажется, что Санни знает. Что она помнит все от начала и до конца, но она по-прежнему смотрит на него мягко, поглаживает пальцы и улыбается, словно самый обычный человек. Чарльз в ужасе оттого, что в ее глазах мелькает его собственное отражение, а еще оттого, как этот взгляд напрочь пригвождает его к месту.
Чарльз словно пришпиленная иголкой бабочка, только и может что трепыхать крыльями, не отрываясь от собственного гроба. Санни словно та самая игла, пронзает насквозь, оставляет дыру в груди, но не убивает, наслаждается предсмертными хрипами с безжалостностью младенца-исследователя. Санни смотрит на него, как тогда в детстве, словно вот-вот вывалит все проблемы мира, резко откидывается на спинку стула и громко смеется.
- Мамочка! – Викки появляется на коленях Санни, подхватывает ее смех и обхватывает ручками за шею.
Чарльз не видит это – чувствует, что за этого ребенка Санни безжалостно уничтожит все. Буквально.
Комментарий к Экстра. Исповедь Это первая из экстр, количество которых в планах все увеличивается ХД Она далась мне довольно сложно, я рассказала много и еще больше оставила между строк, и как всегда получила не совсем то, что задумывала изначально.
====== Экстра. Чувства ======
Это довольно странно – знать свое будущее. Знать, в какую школу пойдешь, с кем будешь дружить, даже когда умрешь. Еще более странно знать, кого ты будешь любить. Человека, которого ты даже не встречала и вместе с тем знаешь лучше кого бы то ни было другого, человека такого же одинокого, как ты сама.
Ты видишь его прошлое и будущее, мешаешь их с собственными и путаешься в реальных и выдуманных чувствах. Тебе кажется, что ты уже любишь этого человека, потому что так все равно будет, переживаешь ваше общее будущее снова и снова, пока видения не раскалываются на части, не рассыпаются осколками и не становятся всего лишь тихим и бессмысленным сном.
Ты перестаешь видеть будущее, закрываешься от него, но чувства, надуманные воображаемые чувства остаются где-то в глубинках разума, там, куда не в силах добраться ни ты сама, ни кто бы то ни было еще. Они рассыпаются и снова сливаются воедино раз за разом, и сводящая с ума круговерть останавливается только тогда, когда этот человек – твоя воображаемая любовь – предстает перед тобой лично.
Видения рассыпаются к черту, воображение вздрагивает и схлопывается, и ты понимаешь, что вот он перед тобой, и он вовсе не такой, каким ты его себе представляла. Потому что сейчас он не любит тебя, сейчас он погружен в пучину ненависти, и тебе предстоит очень постараться, чтобы вытащить его оттуда.
И когда ты понимаешь, что не любишь его – что-то внутри тебя лопается, разбивается на тысячи тысяч осколков и собирается вновь, потому что воображаемая любовь все еще здесь, а собственные видения ты так и не можешь стереть до конца.
Ты давишь это странное собственническое чувство, потому что он, этот человек, который должен любить тебя, испытывает гораздо больше чувств к твоему старшему брату. Ты для него всего лишь ребенок, четырнадцатилетняя соплячка, но тебе ведь в самом деле не четырнадцать. В твоей голове покоятся тысячелетия, бесконечное количество жизней, и уже по сравнению с этим его двадцать девять лет кажутся крохотной песчинкой в вихре необъятного, неостановимого времени.
Ты продолжаешь следить за ним, подкрадываешься ближе, настолько, чтобы твое скудное тепло достигло его заиндевевших глаз. Так, чтобы его жар растопил твою замерзшую напрочь душу. Ты летишь к нему, словно мотылек на огонь, чувствуешь, как тонкие крылья вот-вот воспламенятся, вспыхнут и сгорят дотла, и касаешься снова и снова, не в силах оторвать прикипевшие к его коже пальцы.
Ты обжигаешься, подлетаешь снова, снова касаешься, повторяя все по кругу, копишь зарождающуюся в груди ярость и захлебываешься ей. Ты пытаешься ненавидеть его, давишь видения-воспоминания, едва ли не стираешь собственную личность и все равно продолжаешь заглядывать в его льдистые холодные глаза и видеть в них не свое отражение.
Ты следуешь вырисовывающемуся перед глазами пути, ступаешь неуверенно и оступаешься, потому что все это кажется тебе неправильным. Все это, все, что случилось и должно случиться, ты превращаешь в бесконечные варианты, тонкие тропинки, создаешь себе выбор и вместе с тем лишаешься его.
Ты стираешь из будущего саму себя, так, чтобы больше не видеть его глаза, чтобы его тепло больше не достигало тебя. Чтобы забыть об этой выворачивающей наизнанку любви, кажется, текущей по венам вместе с алой кровью.
Ты перекраиваешь саму себя, перерождаешься словно феникс, учишься ненавидеть его и ненавидишь себя. Ты выдыхаешь, когда он исчезает из твоей жизни, потому что теперь ты можешь предаться выдуманным чувствам и не отвлекаться на настоящие.
Это болезненная зависимость, которую ты лелеешь словно второе сердце, носишь под кожей и упиваешься ей, потому что на самом деле ничего не знаешь о настоящей любви.
Ты забываешь саму себя, заталкиваешь дар как можно глубже, пытаешься быть обычной, такой как все, и у тебя даже получается. Ровно до того момента, как в памяти всплывают льдистые глаза, а на ладони жарким отпечатком возрождается воспоминание его тепла. И ты уже не помнишь, откуда взялись эти чувства, не помнишь ни своего, ни его будущего, продолжаешь кутаться в эфемерный образ и резать тонкую кожу осколками.
И когда человек из будущего, настоящего, не выдуманного тобой будущего, показывает тебе все, ты обращаешь внимание лишь на его лицо. Лицо, направленное на тебя, и глаза, в которых мерцает искрами твое отражение. Ты захлебываешься в его любви, впервые в жизни, кажется, счастливо смеешься и отбрасываешь прочь поселившиеся в разуме колючие сомнения.
Только когда ты видишь его, совсем не изменившегося за бесконечную череду лет, ты понимаешь, что это все еще не он. Не он тот, кто любит тебя больше целого мира, не он тот, в чьих глазах отражается твое лицо. И ты злишься, вспыхиваешь золотым пламенем и гаснешь. Потому что в его сердце, где-то очень глубоко покоится твой отпечаток. Крошечный, едва различимый образ, объятый золотом осколок тебя самой, намертво въевшийся в чужую плоть.
И ты путаешься в нем, переплетаешь сверкающие золотом нити и вместе с тем рвешь их, потому что это неправильно. Все это, надуманная любовь, прошлое и будущее в твоих глазах, – все это неправильно настолько, что болью сводит конечности, и пелена застилает разум. Ты рушишь саму себя, рвешь остатки прикипевших к твоим пальцам нитей и продолжаешь тянуться к нему, как к единственному в этом мире источнику тепла.
Когда ты вдруг оказываешься рядом с ним, невозможно и непостижимо, видишь его сцепленные пальцы и сжатые до скрежета зубы, ты выдыхаешь. Впервые в жизни выпускаешь из себя эти выдуманные-реальные чувства, опустошаешь собственный разум и упиваешься исходящим от него теплом. И пусть он сам еще не понял, что любит тебя, это уже случилось. Ты видишь в его глазах собственное отражение, чувствуешь разгорающийся только для тебя пожар и вдыхаешь все это, наполняешь себя им.
Ты тянешься за ним, словно неосторожно привязанная красная ниточка, и улыбаешься, когда он наконец разворачивается к тебе.