Елена Анатольевна самую малость отстранилась и высунула язык:
- Открой рот, высунь язык, толкайся с моим языком, борись с ним, Игорь не умел, но темперамент заставлял его быть упорным, и это оказалось совсем неплохо для нее. Она натешилась борьбой на языках...
В этот момент Игорь почувствовал, что появилось какое-то несоответствие, что-то сбивало его, хотя и совсем не сильно.
...на языках и захотела простого удовольствия, как у тупеньких школьниц после просмотра какого-нибудь "Клубничного десерта" по TV (дуры, мастурбировать надо, а не эстетикой наслаждаться); короче, старый добрый прямой поцелуй. Она тыльной стороной ладони протерла губы и сглотнула слюну, чтоб не потекло не вовремя. Он не умел, как выяснилось, целоваться. Держал губы жестко, как противотанковую оборону, дурашка, и все норовил встретить ее поцелуй лоб-в-лоб, нос-в-нос, мальчонка-то совсем юный. Она приказала пареньку:
- Расслабься, подчини голову моим рукам, делай только то, что я скажу и покажу тебе, как делать. Губы расслабь, будто здесь никого нет. Как ты их всегда держишь, так и сделай. Еще расслабь, совсем расслабь. И так и оставь. Все хорошо, а будет еще лучше.
Его вставший член щекотал ей попку, самое анальное отверстие и около него. Великолепно. Никогда еще не испытывала такой пункт в ассортименте.
Она поначалу еще не знала, к какому классу опытности и таланта отнести паренька; зная, она не пыталась бы использовать его тело для целей, более сложных, чем те, которые ставятся перед резиновой куклой для секса. В этой неопределенности была своя изюминка: парнишка небезнадежно заменял опыт буйством. Его тело в итоге давало намного больше, чем неорганизованная резина.
Пантера поцеловала его. Победителя врагов, гоплита. А потом, не отнимая губ, втянула Игорев язык и сжала. Но только так, чтобы не было больно. И сама начала терять контроль от наслаждения. В попку ударила горячая струйка, другая... Она отпустила его голову, стиснула руками торс в смертоубийственном объятии, оборвала поцелуй и заорала, ничуть не сдерживаясь:
- А-а-рррррррр-аааа!
- Оооооооо! - ответили ей снизу.
Пантера кончала после восьми дней воздержания сладко и победно, она с полминуты издавала радостный вой варварской конницы в последней атаке. Ее клитор крепко терся о какое-то его ребрышко, ее руки распластывали обширные синяки на его спине. Он кричал, освобождаясь от всего, что было в нем разумного. Ему было больно внизу, сперма как будто прочищала от застоя и окоченения определенный ей природой канал. Спину и затылок холодил каменный пол какого-то сумасшедшего храма...
Ах, Елена Анатольевна! Ну, Елена Анатольевна! Не будь тебя и таких как ты на свете, было б до смерти жаль.
Она лежала, даже не пытаясь отдыхать от оргазма, ей хотелось еще и еще. Не ее стиль - кончать по формуле один-один. Но она очень хорошо представляла себе, какие депрессии начинаются у большинства мужиков (да и у некоторых женщин) сразу после оргазма. Все что было мило, сладко и насладительно, становится противно, может до смерти раздражать. Ты его лишний раз погладишь-поцелуешь, а он гавкнет, псина такой, и попой к тебе, попой! Или такая псина, девочки-женщины у нее тоже бывали разок-другой, для разнообразия. Все-таки совершенные мы существа, женщины! Насколько красивее кобелей этих! Впрочем, двигались и работали девки даже хуже мужиков. Большинства мужиков. В этой ситуации позволительны успокоительные ласки. Кое-что Пантера все-таки позволила себе: четыре раза поцеловала мускулистый животик Игоря и сжала посильнее плоть крепенького мужчинского бедра. О-о! Потом принялась гладить мальчика по головке:
- Хороший мой, сладкий мой. Ты такой сильный. Такой могучий. Я тебе нравлюсь?
- Очень, - он еще не отдышался как следует, пот струями. "Надо бы помыться".
"Что-то мало. Сперму размазать по нему? По себе? Смутится. Отложим это дело".
- Как тебе понравилось? - "Я, конечно, итак знаю, вопило, как тебе понравилось, но ты не поленился бы все же раскрыть рот и расхвалить меня, небось не помрешь от таких агромадных усилий".
"Надо бы ее похвалить, говорят, это нравится женщинам, хотя, конечно, минут через десять, отдохнув, я бы сказал намного больше. Да и намного лучше":
- У меня никогда ни с кем не было, как с тобой, - "Правда, и вообще ни с кем не было, но женщины, кажется, любят быть эксклюзивными, ей понравится. Формально, неправды в этом нет". - Ты как нежный цветок лотоса, не сгорающий в пламени страсти, - "Откуда у меня этот кошмарный лотос выплыл, семь, а! она в позе лотоса сидела". - Ты удивительная, настоящая Афродита, вышедшая из пены морской.
"Афродиту слышала, хорошо, лотос тоже хорошо, цветочек такой восточный, образованный, умеет отчудить изящненько так. Только шла я не из пены, а со стороны домотдыха, или это он для красивости?"
- Я буду твоим лотосом, милый. Я буду твоим цветочком. Срывай меня, когда захочешь.
"Какая трогательная наивная простота. Как просто и прекрасно они живут там у себя, в народе. Настоящая народная женщина".
"Сейчас он, дурашка, по поводу моей свежести, простости и наивности радуется, наверно. Вишь, как заулыбался".
- Милый мой, милый.
Проблема такая: если у него короткая отдача, то надо его ставить на второй раз, в конце концов, до серьезного дела даже не дошло, не расходиться же на прелюдисловии...
Проблема такая: он совершенно не понимал, что делать дальше. Точно, что надо бы сходить в ванную. А дальше-то? Он обследовал себя: желание совсем невелико. Никакого почти желания. Ее тело по-прежнему очень нравилось ему, но не вызывало такой сильной жажды, как пятнадцать минут назад. По рассказам знатоков, надо бы остановиться, передохнуть, восстановить желание. Но как это сказать столь нежной и страстной женщине? Будет неудобно, если она обидится. Как люди могут заниматься этим часами? Хотя, если знать столько, сколько она знает, судя по тому, что было показано, то можно и часами. Заняться с ней еще раз, через силу? А получится?
...А вот если длинная отдача, то плохо. Сейчас мы ждать будем, набираться сил, да? еще заснем, чего уж там. А потом вообще непонятно, какое именно будет желание, да и прочее все такое отношение. Забрезгуем, испугаемся. А я тут лучшие звезды своей любови пальцами буду вынимать вместо мужчинского инструмента, да? Так дело не пойдет. Лучше уж как-то его обмануть, потихонечку разогреть, чтобы и сам не заметил, как втянется.
Однажды у нее был мужчина на десять лет старше, желтые ногти, горлом он страдал, бедняга, температура тридцать восемь и шесть, не мужик заваль. Так она подняла его дважды...
Так неужели молодого не поставит? Тихонечко так. Чтобы сам и не понял, в какие дела его привели. Ну, например, как будто учит его.
Пантера бегло осмотрела то, что раньше скрывали плавки. Ни обрезания, ни циркумзиции (по техническим делам, как говорила одна ее подруга, это один черт). Русский. Русский, с мощной крайней плотью, которая скрывает сам корень почти совсем. Не видно головки. Если резко с ним работать, может треснуть крайняя плоть, больно, молодые парни говорят. Наша, говорят, мужская дефлорация. Вводить надо будет аккуратно: все такое нежное под этой крайней плотью, слизистая, можно сказать, чуть в волосики вильнет - орать станет, что неприятно, шипеть начнет. Обрезал бы уж давно, я бы вдоволь-то напрыгалась бы. Как хочется сжать в ладони!
Кроме того, короткий, толстый, хорошо откликается на легонькие ласки.
Она решила начать с мокрого полотенца. Так естественно!
- Подожди, милый. Я оботру тебя влажным полотенцем. Чтобы не вставать, - метнулась в ванную, полилась вода, по дороге попка влево-вправо - машинально, как навек заученная реплика из дебютной роли.
Игорь не был против похода в ванную; более того, он хотел туда пойти: не приняв пристойной порции гигиены до слияния с Пантерой, он чувствовал весьма настоятельную необходимость сделать это сейчас. С полотенцем Пантера сделала промашку. Но ни она, ни он еще не почувствовали серьезности этой промашки. Он потом поймет, она - никогда. Понимать - не ее стиль. Так же машинально, как Елена Анатольевна работала попкой, Игорь мысленно определил: "Пять". Но он прочно передал управление ситуацией своей женщине и ломать упорядоченную психологическую структуру было бы те же пять, но только в сторону шесть.