Выбрать главу

   Отшельник может спокойно прихлебывать айриш-крим на увитом плющом балкончике своего замка и с тихим восторгом созерцать утренний взлет яликов...

   Они похожи на золотистых пчел из шумного городского улья, куда отшельник пойдет (по настроению) завтра-послезавтра, когда у него кончится айриш-крим.

   Проскользнет незамеченным (а может, просто никому не нужным) чужаком, точно полосатый жук среди настоящих пчел.

   (20 марта 2003г)

   ---Новая дорога

   Один торговец чаем все время ездил по старой дороге. Это было неразумно, с одной стороны; ведь новая дорога была заботливо вымощена мозаичными кирпичиками, а по ее краям стояли охранные башенки из белого камня и строились узорчатые терема для туристов...

   Но за то, чтобы везти чай по этой дороге, надо было платить, и немало! Тебя окликали с каждой белой башенки, потом подходили, ослепляя раскаленными на солнце доспехами и белоснежной улыбкой, и требовали именем Закона свои 13 процентов!

   ...просто они до смерти любили чай...

   Вот потому этот торговец и ездил по старой дороге. Она не охранялась и, разбитая и заброшенная, петляла меж скалистых зубов и вековых деревьев. Торговца предупреждали, что тут могут водиться черти и разбойники. Но черти старого язычника не трогали, а разбойник, единственный, который ему попался, оказался его бывшим одноклассником, с которым они когда-то вместе пытались спалить родную школу... Так что, проезжая мимо, торговец угощал друга детства лучшим чаем и спокойно продолжал свой путь.

   Правда, на новой дороге тоже следовало бывать хотя бы иногда. Торговец слишком увлекся своими партизанскими тропами и не заметил, как за несколько лет два города, соединенные это новой дорогой, точно мостиком, постепенно срослись в один, а сама дорога превратилась в оживленную магистраль. По обе стороны день и ночь шумели клубы и казино, а ослепительные охранники штрафовали повозки за превышение скорости, стараясь бежать им навстречу как можно быстрее (это чтобы магический радар показывал больше).

   Впрочем, торговцу до этого не было никакого дела, потому что он по-прежнему ездил по своей дороге, по пути неизменно заворачивая к старому другу на огонек...

   (20 марта 2003г)

   ---Колючий Ниль

   Ниль умел говорить колкости. И говорил их мастерски и с наслаждением, как декламирует свои стихи зазнавшийся поэт. Он уже не замечал, что делает другим больно. Это стало частью его. Такой частью, которую теперь только отдирать с кровью...

   Однажды ночью, когда с неба смотрела полная Луна, он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Лунный свет проникал через шторы, через толстое ватное одеяло, через теплые ладони, которыми Ниль закрыл лицо, и мучил его, выворачивая наизнанку душу. Так бывает, когда понимаешь, что страшно перед кем-то виноват, и не находишь в себе мужества склонить голову и извиниться. Но сейчас Ниль даже не понимал, за что страдает - вроде бы и не сделал ничего... ни с кем не ругался, никого не обманывал...

   Ниль почувствовал чье-то присутствие и выглянул из-под одеяла.

   На краешке кровати сидела девушка в тонком шелковом одеянии, казалось бы, сотканная из лунного света; и через полупрозрачность ее тела виднелось окно в крыше, за которым начиналось сиреневое небо, полное звезд...

   Это было уж чересчур странно, чтобы пугаться или удивляться, и слишком живо и ясно, чтобы быть сном. Ниль замер и просто смотрел... смотрел... А душу уже рвал когтями и зубами серебристый лунный свет, и в маленькой Вселенной Ниля не осталось живого места. Невероятная мука шла из самой глубины...

   - Зачем ты опять заставил мою сестру плакать? - вдруг спросила лунная девушка. - Ты же знаешь, что ты единственный человек в мире, способный заставить ее смеяться и плакать. Зачем ты играешь с этим? Нельзя играть с людьми, Ниль.

   Через месяц, когда волосы отросли на положенный им сантиметр, они были уже все абсолютно седые... Отметина той ночи, ведь волосы не седеют за час.

   Ниль так и ходил теперь: черная смоль на белых корнях...

   Защитный механизм взорвался в ту ночь, сыпя болтиками и пружинками, поэтому теперь, беззащитный перед миром, Ниль чувствовал чужую боль, как свою собственную.

   Прежний Ниль умер. Да здравствует Ниль!..

   ...В глазах, будто провалилась в океан суша, открылась жуткая невообразимая глубина.

   Осужденный всю жизнь идти по лезвию ножа... волк-одиночка... в любой толпе - на самом дне своей глубины...