Тетя, точнее, для меня - бабушка Акулина, приходилась мамой моему отцу. Я видел ее в последний раз еще в детском саду, когда мы приезжали к ней в деревню. Эта высокая, с полностью белыми волосами женщина имела строгие и удивительно ясные для ее возраста глаза. В нашу последнюю встречу несколько лет тому назад она сильно разругалась с папой. Тот что-то объяснял ей, ругался, махал в мою сторону руками, а бабушка отвечала короткими, холодными фразами, время от времени фыркала и изредка поглядывала на меня.
После того раза мы больше не приезжали к ней в деревню. На мои вопросы, когда мы навестим бабушку Акулину, папа лишь морщился и отмахивался. Правда, задавать их я от этого не переставал. Я точно знал, что баба Акулина жива, потому что когда умерла баба Нина, мама моей мамы, мы ездили к ней на похороны, а на похороны бабы Акулины мы не ездили. Не мог же папа настолько с ней разругаться, чтоб мы только из-за этого не ездили, правильно?..
- Да, помню, - кивнул я. Участковый не торопил меня, затянувшего с ответом, он просто стоял, глядя на меня усталыми глазами.
- Вот и отлично, - констатировал дядя Степа. - Я с ней тоже знаком. И она попросила меня отвезти тебя к ней, прямо сейчас. Ты не против?
Я был против. Не то, чтобы я не доверял участковому, нет. Но как же родители?..
Последний вопрос я задал вслух.
- Родители... тоже туда приедут. Только позже, - ответил Степан Андреевич, слегка запнувшись. Но я не обратил на это внимание.
- Ну, раз так... то я согласен.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнул участковый. - Тогда собирайся, моя машина внизу.
И я пошел в свою комнату, переодеваться.
- Возьми еще с собой сменную одежду. И зубную щетку, - крикнул, чуть погодя, дядя Степа, оставшийся в дверях. - Ты какое-то время там погостишь.
Я не удивился и этому указанию. Взять, так взять, погостить так, погостить. Почему бы не пожить у моей единственной оставшейся бабушки?
Через полчаса я уже ехал на переднем сидении "Уазика" с синими полосами и мигалкой. Прислонившись щекой к стеклу, я смотрел на бредущую в противоположную нам сторону шеренгу фонарей, освещавших мягким желтоватым светом серый асфальт перед нами. Усталость и мерное покачивание довольно быстро перебороли слабые попытки бодрствования и убаюкали меня, отправив в короткий сон без сновидений.
Открыл глаза я уже возле дома бабушки Акулины и, с трудом фокусируя их, вгляделся в темноту за окном. Там виднелся старый, покосившийся дом, немного обветшавший с моего последнего посещения. На пороге стояли двое - дядя Степа и сама Акулина, в отличие от своего жилища, совершенно не постаревшая. Участковый что-то говорил бабушке, а та лишь молча кивала. Слов я разобрать не мог, несмотря на абсолютную тишину за окном и почти отсутствующую звукоизоляцию старого "Уазика". Но вот дядя Степа махнул рукой в мою сторону, и бабушка довольно резво зашагала к машине. Дверь автомобиля отворилась, и я едва не выпал к ногам Акулины.
- Ты подрос, - констатировала она, оглядев меня с ног до головы придирчивым взглядом. - Но стал тощий, как палка. Привет, Саша. Ты помнишь, кто я?
- Да, бабушка, помню.
- Тебе придется некоторое время пожить со мной. Ты не против?
- Нет.
Я всегда беспрекословно слушался старших, особенно если эти старшие - родственники. Тем более что я еле стоял на ногах от усталости думать связно уже никак не мог, доверив решение моей дальнейшей судьбы более компетентным людям.
Бабушка приобняла меня за плечи и повела в дом, махнув рукой дяде Степе. Тот проводил нас взглядом, дождался, пока дверь захлопнется за нашими спинами, и проследовал обратно в "Уазик". Тарахтение мотора, затихшее вдали, сообщило, что он уехал. Впрочем, это я уже слабо помню, ибо сфокусировался на старом, продавленном диване, на который и рухнул, дабы спокойно вернуться обратно в сон.
Утро следующего дня выдалось солнечным и довольно теплым. Даже не знаю, что именно меня разбудило - луч солнца, пробежавший по опущенным векам, или щекотавший ноздри аромат блинов, призывно шкварчащих где-то поблизости. Желудок, почуявший их, будто говорил мозгу - "ты свое получил, теперь моя очередь!".