— Это я с удовольствием, вам меня уговаривать не придется, — с предвкушением сказала Екатерина, выбирая двухметровую стальную палку. Мне же досталась арматурина раза в четыре тяжелее моего кинжала. Пришлось взять ее посередине, чтобы не ломать кисть из-за кривого баланса. А потом мне стало не до смеха.
Надо ли говорить, что кинжал — вообще не оружие для ближнего боя? Все равно что с кухонным ножом выходить против вил или рогатины. Я вытаскивал схватки за счет ловкости, скорости и опыта. Но одно дело — идеально сбалансированный клинок, которым ты можешь и финт исполнить, и оружие противника отвести, и пару уколов в секунду сделать, и совсем другое — тупая неповоротливая металлическая палка.
Оказавшись в столь незавидном положении, я держался только за счет аналогичных проблем у Екатерины и собственных навыков. Принимать удар дрына, запущенного из-за плеча, с центром массы где-то за метр от противника? О нет, спасибо за предложение, но я как-нибудь без этого обойдусь.
К полудню мы оба совершенно вымотались, Пожарская то и дело встряхивала руки, пытаясь избавиться от боли в перетружденных кистях, что давало мне время прийти в себя. Но девушка оказалась не так проста и в какой-то момент, опять показав, что собирается отдыхать, резко бросилась в атаку. Если бы я не сдерживался во время предыдущего боя — могла бы и попасть.
Отпрыгнув в сторону, я легонько огрел даму по заднице, после чего Пожарская, взревев от оскорбления, бросилась в атаку. Потеряв остатки самообладания от обиды и усталости, она махала стальной палкой, словно мельница, заставляя меня отступать по кругу. А когда окончательно выдохлась, я поймал ее удар на противоходе и, дернув за палку, заставил выронить оружие на землю.
— Все. Не могу больше, — взвыла девушка, рухнув на обгоревшую траву.
— Я думал, ты ринешься в последнюю самоубийственную атаку, — хмыкнул я, отбрасывая ее оружие в сторону. — У меня как раз оставалось несколько дружеских пинков.
— Ой, да пошел ты… траву косить, к остальным, — поморщившись, сказала Екатерина, но, когда я подошел и протянул руку, чтобы помочь девушке встать, приняла ладонь. Не сразу, правда, а спустя несколько секунд раздумий, явно отразившихся на ее лице.
— Чего встали? — спросил Эрдман, обративший на нас внимание. — Работать, свинопасы, солнце еще высоко.
— Мой противник выбыл, — усмехнулся я, легко отразив усталый удар Пожарской. — Трава скошена. Разрешите вернуться к учебе.
— И что ты будешь делать? — с интересом спросил последний феникс.
— В библиотеку пойду, книжки почитаю, займусь саморазвитием, — пожал я плечами. Барон покачал головой и махнул рукой, не собираясь еще больше ронять собственный авторитет.
— Знаю я, какие вы там книжки читаете, — проговорила себе под нос Ольга, но я, хоть и прекрасно расслышал ее замечание, не стал обращать на него внимания. Сегодня мне и в самом деле придется много прочесть, вчерашняя ночь не увенчалась успехом, а Эрдман подкинул новых поводов для раздумий.
Осколки стихий, определение, которое я уже встречал в книгах, но воспринимал скорее как метафору. Если же принять их реальность, картина начинала вырисовываться довольно забавная. И, как любая история, имела свое начало, возникшее одновременно с возвращением старых богов.
Одновременно с появлением одаренных, по всей планете стали рождаться монстры. Лернейская гидра, минотавр, циклопы и прочие грифоны и химеры объявились по всей планете, вдоволь потешив любителей народного фольклора и мифов. А потом люди вдруг обнаружили, что за прошедшие века растеряли истинный ужас старых сказок.
К счастью, свои Гераклы и Персеи тоже нашлись — среди одаренных, спасавших собственных холопов или родню. Тогда и выяснились не просто целебные, а волшебные свойства остающихся после убийства тварей клыков, костей и прочего. Так из жутких чудовищ за три сотни лет они превратились в промысловых зверей, и только отдельные экземпляры держали в страхе целые страны, не позволяя охотиться в своих местах обитания.
Из всего этого я сделал вывод, что на первых порах можно будет обойтись деньгами. Если повезет, я даже смогу раздобыть для Виолы несколько дорогостоящих эликсиров, способных укрепить ее тело и дух до уровня рыцаря. А вот мне… у меня есть только один шанс вернуть другие осколки своей души, и этим пора заняться.
Глава 34
— Войдите, — холодно сказал инквизитор, когда я постучал в дверь. — А, господин Лансер, что, у вашего преподавателя все же иссякло терпение?
— А вам бы доставило это удовольствие? — улыбаясь, спросил я.
— Я лишь выполняю свои обязанности. Удовольствия это приносить и не должно, — раздраженно бросил Морозов.
— Жаль, но нет, я пришел по собственной воле, — ответил я и, оглядевшись, сел на единственную табуретку, не украшенную всякими садистскими устройствами.
— В таком случае поздравляю вас с успешно пройденным испытанием, сэр Лансер, — с явной прохладцей в голосе произнес инквизитор. — Что вам угодно?
— Я пришел поинтересоваться вашими успехами в расследовании. Прошло уже несколько дней, уверен, есть существенные результаты, — сказал я, подавшись вперед.
— Ваша наглость иногда граничит с глупостью, — холодно улыбнулся палач. — С какой стати мне вам отчитываться, даже если что-то есть?
— Тут вы совершенно правы — отчитываться и в самом деле нет никакого резона, а вот сотрудничать вполне можно. Разве вам лишние глаза в академии помешают? Или, может, пара ног, которые могут оказаться там, где вам быть не следует, или в то время, что вы заняты? — довольно оскалился я, и лед во взгляде инквизитора чуть оттаял. — К тому же мы ведь договаривались, если у вы начинаете действовать — я вам помогаю.
— Вот как? Мне казалось, что обсуждали мы несколько иные обстоятельства, — холодно заметил Морозов. — Прежде чем продолжить разговор, прошу предъявить рекомендацию.
— Как пожелаете, — сказал я, вынув из внутреннего кармана пиджака письмо. Это было самое узкое место в моем плане.
Предъявить простую бумагу с текстом — совершенно не вариант, и я осознал это как только ко мне в руки попала расписка о собственности от принца. Нет, подделать я могу что угодно, по крайней мере, на короткое время, но вот проверку на наличие магии сотворенная мной печать не выдерживала. А в свидетельстве на собственность все было прекрасно.
Печать, казавшаяся на первый взгляд обычным куском воска, самовосстанавливалась, если ее поцарапать. Вначале я хотел снять ее для использования на другом документе, но это оказалось не так-то просто, а рисковать ее разрушением я не стал. К тому же от печати исходила едва ощутимая аура, которая могла перестать работать. Чернила не размокали и не стирались. И даже бумага обладала собственной четкой фактурой.
Пришлось очень сильно постараться, просидев несколько часов в библиотеке и найдя переписку двух инквизиторов в военной хронике, я скопировал оттуда манеру речи, а затем изменил в письме только некоторые слова, наложив иллюзию поверх основного текста. В идеале, даже если бумагу держать над огнем, моя структура выдержит.
— Отлично, рекомендации и в самом деле самого высокого уровня, — уважительно сказал Морозов, пробежав глазами по строкам. — Вот только сам факт существования такого письма вызывает большие вопросы.
С этими словами он сделал то, чего я совершенно не ожидал, просто бросил письмо в жаровню. И как это понимать? Существование письма взывает вопросы? Я постарался не подавать вида, что в панике, но едва успел поймать себя и не дать дернуться ноге. Что делать? Почему письмо не могло быть получено? Он связался с отделением на другом краю света, и меня раскрыли? Все пропало?
— Вы хорошо держитесь, — усмехнулся Морозов. — Даже чересчур хорошо. Не боитесь, что ваша рекомендация сгорит?
— Это меньшая из моих печалей, — ответил я, до того как понял, что вопрос даже не с двойным, а с тройным дном. Вот только решилось все совсем не так, как я ожидал, ведь письмо не горело. Края чуть обуглились, но при этом огонь в жаровне припал к самым углям, а потом и вовсе погас, совершенно не повредив печати.