Приведенные цитаты и соображения делают спорным закрепившееся в некрасововедении суждение: хотя окончательный разрыв с Лефрен в 1869 г. был для Некрасова тяжел, сами отношения были легкими и комфортными и не слишком много для него значили, судя по тому что не нашли отражения в его творчестве.
В 1864 г., по возвращении из заграничного путешествия вместе с сестрой Анной и Селиной Лефрен, между 21 и 24 августа Некрасов посылает В. А. Панаеву через С. В. Звонарева стихотворение «Возвращение» («И здесь душа унынием объята…» – II: 167) с припиской: «Здоров ли ты? Тебе стихи, из них увидишь, что я не очень весел. Н. Некрасов» (XV-1: 18,211). Стихотворение опубликовано в № 9 «Современника» за 1865 г. с датой «1864». В комментарии ПСС говорится, что «Возвращение» «навеяно впечатлениями от приезда в Карабиху осенью» «после пребывания» за границей. «Современники воспринимали заключительное двустишие как выражение тоски по революционному подвигу» (II: 398). Несмотря на ее поверхностность, эта интерпретация в общем понятна. «Лобовое» прочтение послужило поводом отнести произведение к «гражданской поэзии». Однако «Возвращение» – образец медитативной лирики. Оно содержит и описание восприятия действительности, и динамику душевного состояния, и размышление.
Начало стихотворения – «И здесь душа унынием объята» (курсив мой. – М.Д.) – сразу заявляет о некоем «там», где, как и «здесь», поэт пребывал во власти уныния. Переживание уныния развертывается в картину субъектно-объектных отношений: окружающий мир «не ласков» с поэтом; смотрит на него, как разлюбивший и разуверившийся друг; оплакивает и «как будто бы» принимает его за мертвеца; «бросает» в него «холодные листы» (жест одновременно уничижения и погребения); отчуждает и гонит «мимо! мимо!»
Вместе с тем поэт и окружающий мир пребывают в отношениях семантического параллелизма: чувства поэта – «уныние», «тоска», «боязнь», утрата мечтаний – находят отражение в жестах внешнего мира: «рыдании» («…Земля моя родная ⁄ Вся под дождем рыдала без конца» – картина изобильных, неутешных слез), разуверившемся взгляде, пожелании «мимо! мимо!», «горькой» песне. Поэт и мир отражаются друг в друге, как в зеркале, причем «зеркало» усугубляет жест противоположной стороны: уныние – взгляд без веры и любви, уныние – рыдание (оплакивание «мертвеца»), уныние – отчуждающие жесты и слова – душевное движение («С той песней вновь в душе зашевелилось, ⁄ О чем давно я позабыл мечтать») – проклятие («И проклял я то сердце, что смутилось ⁄ Перед борьбой – и отступило вспять!»). В последнем катрене жест поэта – двойной: он ощущает душевное движение, и он же проклинает собственное сердце по сути за «уныние» (смущение перед борьбой). Семантически стихотворение замыкает кольцо, уныние выступает и как причина, и как следствие, оно и начало, и конец.
Синонимичные мотивы, сведенные в один ряд, отражают восприятие поэтом мира: уныние; отсутствие ласки; утрата любви и веры; смерть при жизни («живой мертвец»); переживание отверженности и отчуждения. «Песня», которую поэт слышит «в отдаленье», соотносится с его стихотворным творчеством (для Некрасова характерно называть свои стихи «песнями»); проклятие собственного сердца – это проклятие поэтом себя-человека. «Унылый» поэт отвергает себя сам так же, как – согласно его восприятию – отвергает «изнеженного поэта» окружающий «унылый» мир.
Изображаемый мир утраченной любви, отверженности и преждевременной душевной и духовной смерти, мир «г/ здесь» служит «зеркалом» некоему «там», откуда «изнеженный поэт» возвращается. А это «там», если соотносить стихи с впечатлениями от пережитого, с одной стороны, чужбина, где Некрасов не мыслит для себя творчества; с другой стороны, «там» совершилось расставание с подругой (он уехал – она осталась).
Интерпретация «там» — «летнее путешествие и расставание» – грешила бы прямолинейным упрощением. В контексте некрасовских стихов тема любви в «Возвращении» может быть истолкована и как тема любви к родине[43], и как тема преходящего сердечного волнения и разлуки. В исторической перспективе эта разлука оказалась не навсегда. Но неизвестно, какой она виделась поэту и Селине Лефрен летом 1864 г. Возможно, материальные устремления Лефрен были достигнуты (16 ноября А. И. Герцен в письме к Н. П. Огареву передает слухи: «Некрасов был здесь несколько месяцев тому назад – он бросал деньги, как следует разбогатевшему сукину сыну; возит с собой француженку (Панаеву он, говорят, оставил), брата и пр. В месяц он здесь ухлопал до 5 т(ысяч) франк.»[44], – а Рюмлинг пишет, что кроме денег у Лефрен «были накоплены целыми кусками дорогие шелковые материи, разные меха и проч.» – Рюмлинг 3: Л. 12 об.) Логично думать, что наличие сына требовало ее присутствия во Франции. Кроме того, Селина Лефрен в первом письме к Некрасову именует себя Madame (французское обращение к женщине, состоящей в браке), а не mademoiselle (французское обращение к женщине, не состоящей в браке; так называет ее Рюмлинг) и упоминает брата по фамилии Pottecher, на адрес которого просит посылать ей письма (Письма СЛ: 188). Можно предполагать, что Pottecher – это ее брата и ее собственная девичья фамилия, a Lefresne – это фамилия по мужу или сценический псевдоним. Во втором письме Селина сообщает Некрасову: «Я одна здесь, с мама и Лусиен» (Письма СЛ: 190; подчеркнуто Лефрен. – М.Д.) «Одна» в таком контексте прежде всего означает отсутствие мужа. В свете открывающихся подробностей «легкие и комфортные» отношения обретают достаточно драматичную изнанку: поэт, по-видимому, вновь оказывается в ситуации «треугольника» – с другой чужой женой, другой несостоявшейся актрисой. Хронологическая связь между разлукой с Лефрен и стихотворением «Возвращение» представляется также причинно-следственной.
44