Где венчала нас любовь!»
(III: 129)
– явственно напоминают о путешествии в Италию, которое поэт совершил с Панаевой; однако потом он повторил путешествие по Италии с Лефрен, которая в 1873 г. для него как будто бы в прямом смысле слова – «дальняя странница». Но «дальней странницей» – в поэтическом языке – можно считать ту, с которой разлучен, которая была близка и стала далека.
В качестве довода, что стихотворение обращено к Панаевой, достаточно указать на упоминание о «стансах страстных»: с именем Панаевой едва ли не в первую очередь связывается лирика Некрасова. Но лирический герой стихотворения – поэт, и слова о стихах, сложенных для далекой возлюбленной в минуту воспоминаний о ней, представляются в равной мере и атрибутом любовной лирики, и биографической подробностью.
На мой взгляд, сводить образ удалившейся возлюбленной к конкретному прототипу означало бы упрощать поэтический образ. Художественное произведение не тень и не контур события в жизни художника, но явление, отдельное от этого события. Вся сложность человеческой личности и человеческой судьбы несводима к художественному произведению, а его смысловой потенциал не может быть адекватно объяснен соотнесенностью с реалиями биографии. Эти отношения всегда асимметричны.
Поэтому я не ставлю задачей доказать, что Селина Лефрен и отношения с ней занимают заметное место в некрасовском художественном наследии. Но разговор о творчестве не исчерпывается разговором о наследии.
В 1867 г. (как знать, не в те ли дни, когда Селина живет на Литейном) Некрасов пишет стихотворение «Суд. Современная повесть» (III: 29–39,402–406) – произведение, в котором отразились и ужесточения закона о печати, и преследования журналов, и уничтожение книги А. С. Суворина, и переживания поэта по поводу собственного морального облика в ситуации «суда».
Поздним вечером, услышав неожиданный звонок в дверь, лирический герой поспешно сжигает свои бумаги, в том числе «письма – память лучших дней – Жены теперешней моей», и идет «гостя принимать»:
Соотнесенность лирического героя стихотворения с Некрасовым отразилась в суждениях современников (III: 404–405). Напрашивается вопрос о соотнесенности «теперешней жены» с героиней данного исследования[46]. Она весьма условна – например, герой оговаривает, что «теперешняя жена» была его «невестой», то есть речь идет о законном браке, а не о гражданском, тем более не о содержании женщины, – но условностью можно считать и эту оговорку. Из воспоминаний Рюмлинг можно сделать вывод, что при Лефрен, так же как при Панаевой, в доме поддерживался семейный уклад. К. Чуковский, лично знакомый с Рюмлинг, неоднократно пользуется словом «жены», говоря о подругах поэта. Поэтому закономерно задаться вопросом: является ли Лефрен в какой-нибудь мере прототипом «жены», которая твердо переносит невзгоды героя и их последствия – его депрессивное состояние, многократно описанное в его стихах, письмах, воспоминаниях о нем?
Рюмлинг свидетельствует:
«…На… обедах Н. А. всегда был весел и доволен; за все время пребывания у него г-жи Лефрен я редко видела его грустным.
Г-жа Лефрен обладала приятным характером, никогда ему ничем не надоедала и развлекала его шутками» (Рюмлинг 7: 31–32).
«Между Николаем Алексеевичем и ею были хорошие отношения, и я никогда не слыхала о каких-либо недоразумениях. <…> Вообще она смешила часто своими разговорами и рассеивала его часто мрачное настроение» (Рюмлинг 3: 11–11 об., 12).
Письмо Лефрен от 13 сентября 1867 г. доносит до нас иные подробности их общения:
«Я очень часто пишу тебе, я бы и больше еще писала, если я бы уверена, что мои письма могут _ тебя интересовать^ Но я далеко не думаю этого, [потому] не могу писать ничего хорошо, потому не знаю. _
Все-таки я знаю, что тебе не неприятно получить от меня известие, _ потому (– всегда потому —) но что делать! – потому ты меня любишь – и тебя интересует знать, что делаю – так я понимаю, но как письмо – плохой.
Если правду сказать, есть много вещей, которые мне нравятся в Петербурге _ я только тогда себя считаю у себя _ и, мой друг, первое для _ меня иметь друга, я понимаю здесь как все пустое кругом. И что необходимо на свете иметь настоящего друга, который не смотрит, если у вас недостатки, и каждый терпит все ваши капризы. Нет на свете ни одного мужчины, который тебя стоит, – вот мой опинион[47], но жаль, что ты [т]как [меня] _ я нервозъ[48] _ это все от этого идет, разные пустяки, из которых состоит жизнь, одним словом» (Письма СЛ: 192).
46
Сохранилось мемуарное свидетельство, весомость которого не стоит преувеличивать, хотя и нельзя не учитывать. Оно принадлежит Е. И. Жуковской, жене Ю. Г. Жуковского, сотрудника некрасовского «Современника», отношения с которым у Некрасова были сложными. По уверению Жуковской, Некрасов, желая сгладить противоречия, во время визита к Жуковским прочел стихотворение «Суд» (ошибочно названное ей иначе):
«К концу ужина он прочел нам свое новое стихотворение на современную тогда тему: “Обыск”. Желая как-нибудь сгладить наши отношения и смягчить мою суровость, он сказал:
– Тут и о вас есть, Екатерина Ивановна, – и он прочел»
48
Французское слово