И что ему с этим делать - совершенно неясно.
Глава 2 Дурные мысли
По-хорошему, Грэм должен был написать рапорт начальству, в Столицу. Но не написал. Хотя повод имелся - два года в таверне прислуживает демон, а город, уничтоженный этими самыми демонами, сидит и не чешется. Как и местная стража, регулярно захаживающая в данное заведение.
Демон, конечно, в ошейнике, не буйный, да и девушка к тому же, а в бою у них всегда участвовали только мужчины, устрашающие в своей полной амуниции, с магическими вихрями и в частичной трансформации - с когтями, клыками и тому подобными деталями, которые запугивают ещё на подходе, издали, даже без прямого столкновения врукопашную. Но ведь демон есть демон, не человек - он не знает ни жалости, ни страха, ни боли.
Однако, Грэм молчал, в душе борясь сам с собой. Становиться крайним не хотелось, как и задавать наводящие вопросы, несмотря на долг, вбитый в подкорку во время обучения. А ведь он натаскан на вражеских шпионов, знал о демонах всё, что вообще знают люди... Но этого «всего» казалось недостаточно сейчас, когда эта рыжая мельтешила между столами, столь непохожая на тех, кого его учили убивать и ненавидеть за одно только существование на белом свете.
Грэм скрипнул зубами, через силу делая очередной глоток пива. Скоро из ушей польётся, а голова даже не захмелела - пустая и гулкая, как котёл. Что он вообще тут забыл? Второй день после смены приходил в таверну, садясь за отдаленный столик и растягивая пару бокалов эля добрых два-три часа. Пил совершенно без удовольствия. А вчера и вовсе пришел с утра, после ночной смены. Глаза слипались, в голове шумело, а он сидел и сидел, буравя взглядом золотистую макушку, резво возникающую то тут, то там. И почему первый раз эта девица-демон показалась ему медлительной? Нет, она была удивительно скупа на движения, но каждый шаг, поворот, кивок был преисполнен такой грации, которой трудно ожидать от рабыни.
И лицо. Случайно поймав его взглядом, он долго не мог оторвать глаз, всякий раз удивляясь. Не красоте, нет - настроению. Ни грамма злости, ни тени ненависти - как такое может быть? Единственное, что он видел - равнодушие. Полнейшее равнодушие, плескавшееся в глубине удивительно ярких зеленых глаз. Грэм, наконец, вспомнил, как называется их цвет. Изумрудный, как драгоценный камень. Видел однажды, когда на их смотр заглядывал император. В его короне был точно такого же цвета камень размером с крупный орех. Но глаза девушки сияли даже ярче драгоценностей.
Хотя, красоте он тоже удивлялся. Очень уж она была... человечной. Демоны, которые выходили на поле боя, были больше похожи на животных - дикие, ощетинившиеся клыками, тяжело дышащие. Вокруг них всё бурлило, кипело и рвалось на части. Не только и не столько от магии, сколько от темперамента и внутренней силы. А эта девушка... когда она прикрывала глаза, в ней и демоническая природа почти не ощущалась. Грэм чувствовал лишь волны спокойствия и отрешенности. Словно все её мысли и чувства где-то далеко, а здесь, перед всеми - пустая оболочка.
Грэм притянул эту идею к себе. О магии демонов он знал мало, ничтожно мало. Магом он не был, просто чувствующим, да и хорошим воином себя бы не назвал. Клинком владел, и ладно. Стреляет тоже сносно - на зачет хватило. Но интуиция... Это то, что отличало его ото всех, то, что позволило деревенскому парнишке поступить в Императорскую стражу. Частенько он выигрывал не за счет силы, а за счет того, что находил более удобное для себя решение, положившись на интуицию. В данном случае интуиция ему подсказывала, что там, внутри у этой девушки что-то гораздо большее, чем видится снаружи. А поддержание иллюзии спокойствия и покорности дорогого ей стоит.
Грэм решительно поставил недопитый стакан на стол, поднялся, бросив в отозвавшееся звоном медное блюдце пару монет. На ходу накинул бушлат, будто нечаянно задев рукой проходящую мимо разносчицу. Девушка пошатнулась, с видимым трудом удержав в руках тяжелый поднос, недоуменно распахнула свои зеленые глазищи, на мгновение встретившись в ним взглядом, но ничего не сказала - склонила голову в жесте прощания и удалилась. Грэм вышел на крыльцо, постоял пару минут и направился в казармы - ночь почти опустилась на Калем, а идти ему аж за городские ворота, куда редкие светящиеся окошки уже не достают.
По пути он старался не думать о том, как всё внутри перевернулось от пронзившего его взгляда, но глупое сердце заходилось бешеным стуком, а перед глазами не желало исчезать бледное точеное девичье лицо, словно отпечатавшись в самой глубине души нестираемым оттиском.