Грэм ненавидел себя за эти подлянки, но мечтал разговорить её любой ценой. Пока начинал с мелочей, не желая в дальнейшем доводить до подвалов городской тюрьмы, где разговорить можно любого, даже с рождения немого, пожалуй.
Вообще, чем дольше он за ней наблюдал, тем яснее понимал, что на рабыню она не похожа. Он видел рабов в столице, да и две другие разносчицы вели себя иначе. Рабы слабые, испуганные, затравленные. А рыжая... настолько спокойная, будто уверена, что не сегодня, так завтра избавится от ошейника и рабского клейма.
И этого самого клейма Грэм, кстати, тоже не заметил. Платье у демона было длиннополое, с довольно длинными рукавами несмотря на жаркий летний сезон, но запястья, кисти рук и шея были открыты. Обычно клейма туда и ставили - на яремную вену, снаружи на ладонь или изнутри на запястья, чтобы желания срезать клеймо вместе с кожей было меньше: и места заметные, и кровоток сильный. Одно неосторожное движение - и раб свободен гулять лишь по Пустоши, за гранью.
У разносчицы же руки и шея были чистыми, такими же молочно-белыми, как и лицо, без единого изъяна - ни шрамов, ни синяков. Даже под металлическим обручем на тонкой шее ни намека на оцарапанную либо натертую кожу - чудеса. Ей, наверное, и кандалы со свинцовыми башмаками не натирают.
Вся она была какая-то... правильная. Не высокая, но и не низкая, где-то по плечо стражнику, он запомнил, когда несколько раз оказывался с ней рядом стоя. Стройная, но с приятными глазу округлостями. С лицом бы Грэм ещё поспорил немного - всё-таки демонические черты портили её красоту, - зато всё чаще в мыслях возникали её руки. Видно оттого, что мелькали перед ним чаще всего - то принесет и поставит, то уберет грязную посуду со стола. Пальцы тонкие, длинные, с ровно остриженными ногтями. И кожа - совершенно не грубая, а гладкая, молочная, без натруженных вен.
Эти руки ему порой снились. В отрыве от всего остального, но настолько ярко и остро, почти наяву, ощутимо лаская его тело, что всякий раз перед походом в трактир Грэм старался затолкать воспоминания о сне как можно глубже, чтобы не краснеть, как мальчишка, когда эти самые руки в очередной раз ставили бокал с элем на его стол. Ничего хорошего в этих мыслях и снах он не видел, только четкое осознание того, что женщины в его жизни явно не хватает, раз он уже на демона начал фантазировать, причем совершенно без негативных эмоций. Наоборот, просыпался с печальным неудовлетворённым стоном в тот самый момент, когда начинал в ответ дарить удовольствие рыжей, перецеловывая каждый пальчик и поднимаясь выше, выше, упиваясь сладостью и нежностью молочной кожи...
Грэм отгонял непристойные мысли, но они так и роились в голове, заполоняя разум. Околдовывает демон несмотря на свой обруч, не иначе. Успокоив себя таким выводом, стражник достал из вещей защитный амулет - настоящий, магический, - и надевал всякий раз, когда планировал заглянуть в таверну. Стало чуть спокойнее, хотя сны сниться не перестали.
Он присматривался и присматривался, ища чему бы ещё в её облике подивиться. И стал удивляться коже - Грэм не видел ни единой ниточки вен. У демонов, с которыми воевали, и кожа была темной, почти до черноты, и кровь скорее напоминала вязкие чернила. А у неё... может, в её венах вода? Или молоко? Может, она и вовсе не демон - мало ли невиданного на земле, в тех же горах или за морями?
Крамольные мысли появились незаметно. Что вообще люди знали об иных расах? Кто-то же живет на востоке кроме демонов, почему бы этой девушке, например, не быть из какого-нибудь неизвестного народа? А что на демонов похожа, так и те без трансформации похожи на людей - в Столице Грэм видел южан с островов, цветом кожи темнее ночи.
Умом стражник понимал - эти мысли опасны, чрезвычайно опасны. Куда как опаснее острого желания женской ласки, выраженного в виде одной конкретной представительницы противоположного пола. Это желание можно легко удовлетворить, а вот попытка оправдать врага могла довести и до трибунала... Но умом он в последнее время перестал блистать. Даже сослуживцы заметили что-то эдакое, хотя он и не отличался откровенностью и яркими эмоциями на лице, да и за полгода едва ли с кем-то завел по-настоящему дружеские отношения.
- Чего-нибудь изволите? - вывел его из мыслей вопрос разносчицы. Темноволосая южанка, невысокая, чуть полноватая, но симпатичная. Судя по слухам, стала рабыней из-за долгов брата - не наскреб в очередной раз нужной платы и продал родную сестру на невольничий рынок. Но девица оказалась бойкая, активная - такая и рабыней чувствовала себя вполне неплохо, даже вольготно, ведь заботиться о себе южанки никогда не умели, сваливая все обязанности на мужчин семьи: отцов, мужей, сыновей. А муж по сути тот же хозяин.