И почему-то сейчас мне кажется, что именно так она и поступит. Потому что прошел уже день с тех пор, как она ушла. Целый день прошел, но Тэсс не дала о себе ничего знать. Просто исчезла, как будто ее и не было. Не оставила записку, не оставила ни малейшего напоминания о своем присутствии.
И сейчас я сижу в своей маячной комнате, и мне кажется, что я все это время была одна, что никакой Тэсс никогда и не существовало. Я всегда была и всегда буду одна.
Когда я в прошлый раз делала запись в этом дневнике, Тэсс спала на моей постели. Мне хочется обернуться и увидеть ее там. Но я не оборачиваюсь. Потому что если я это сделаю и не увижу ее, мне придется смириться с тем, что она ушла, возможно, навсегда. Но пока я сижу к постели спиной и набираю текст, я могу поддаться самообману, могу вообразить, что она там, как в прошлый раз. Поэтому я просто не буду оборачиваться. Не сейчас.
========== 11 месяцев и 3 дня ==========
Тишина. Я даже не подозревала или просто уже забыла, что на острове может быть так тихо. Это просто какая-то всепоглощающая тишина. Когда море молчит. Кажется, что все, абсолютно все умерло. Море молчит, небо молчит, мое сердце молчит, и вокруг только эта серая обволакивающая гулкая пустота.
А еще на остров пришли туманы. Когда я просыпаюсь по утрам, то, бывает, ничего не вижу из окна. Только белое облако, окутавшее мой маяк. Белое холодное облако тишины. И тогда я понимаю, что это и есть смерть. Смерть – это холод, проникающий в твои легкие, крадущийся по коже. Смерть – это тишина, когда не слышно даже собственного дыхания. Смерть – это когда ничего не чувствуешь, потому что проваливаешься в эти холод и тишину, и становится наплевать, совсем на все наплевать, потому что ты устал, потому что было слишком больно, и ты больше не хочешь терпеть эту боль. Ты ее отпускаешь. Ты все отпускаешь. И остаешься один в тишине и пустоте, и чувствуешь холод, который сосет позвоночник, обгладывает каждую косточку. Холод не торопится. Он как сытое животное, пожирает тебя очень медленно… медленно…
Господи, я схожу с ума. Я действительно схожу с ума.
Мне нужно зацепиться за что-то. Мысленно зацепиться за что-то очень важное, и тогда это пройдет.
Тэсс. Тэсс. Тэсс.
Вот так. Уже лучше, уже проходит. Я чувствую себя менее мертвой всякий раз, когда вспоминаю о ней.
Недавно я обнаружила, что Тэсс забрала с собой все мои диски. И это дало мне малюсенькую надежду, что я все еще нужна ей. А потом я снова разозлилась на себя. За то, что по-прежнему хочу быть нужной ей. Слушает ли она мои песни там, в своем новом просторном и красивом доме? Или, может, она просто сложила диски стопкой на полку и забыла о них?
Мои мысли путаются, все время, постоянно путаются. С утра я могу проснуться с убеждением, что поступила правильно. Что наши отношения зашли слишком далеко. Что мои чувства зашли слишком далеко. Тэсс всего четырнадцать, черт побери. И пусть она выглядит старше, но она еще ребенок. Я не должна к ней чувствовать того, что чувствую… иначе, чем я лучше того маньяка? Того отвратительно человека, которого я успела возненавидеть больше всего на свете? Я боюсь, что глядя в зеркало, буду видеть его отражение.
Тэсс и так уже достаточно настрадалась из-за того, что некоторые взрослые не могут усмирить собственную похоть. И в этом мире, куда она попала, она заслуживает покоя, заслуживает получить то, что у нее отняли – неприкосновенность. И тут появляюсь я… и тот поцелуй. Черт. Этого никогда не должно было случиться. Я должна была быть с ней строже. Не стоило обнимать ее так часто, не стоило ей позволять держать меня за руку. Не стоило говорить с ней о Дженни. Мне с самого начала стоило пресекать все ее намеки. Но, похоже, мне это нравилось. Я забывала, сколько ей лет. В самом деле забывала. Я просто относилась к ней как к равной, и, наверное, в этом была моя ошибка.
Так я часто думаю по утрам, когда смотрю на белый туман за окном. Я начинаю верить, что поступила правильно. А к вечеру, когда туман рассеивается, мои мысли меняются на прямо противоположные. Вплоть до того, что мне хочется сорваться с места и бежать, искать ее, просить прощения. В который раз…
По вечерам я начинаю понимать, что я чудовище, на самом деле чудовище, ничуть не лучше того маньяка. Но вовсе не потому, что позволила этому зайти так далеко. А потому, что выгнала Тэсс. Просто трусливо выгнала ее. Я даже не посоветовалась с Тэсс, не поговорила с ней о том, что произошло между нами. Не спросила у нее, чего она сама хочет. Я просто заставила ее подчиниться своему решению, надавила на нее, сломала ее. Тот человек сломил ее физически, а я – морально. Я отказалась от нее. Нарушила данное ей обещание всегда быть рядом. Именно поэтому у нее был такой безжизненный взгляд в тот момент. Даже сейчас, закрывая глаза, я вижу, как она смотрела на меня. Ее взгляд потух, Тэсс снова стала такой, какой была, когда только вспомнила о том, что ее изнасиловали. Ей снова было все равно. И все это сотворила с ней уже я. Это была уже полностью моя вина.
Ведь если подумать, то ничего такого уж страшного между нами не случилось. Если бы я захотела, если бы я действительно повела себя как взрослая, мы бы как-нибудь разобрались с нашими чувствами. В конце концов, ей четырнадцать, а не двенадцать. И если уж рассуждать на эту тему дальше, то ей всегда теперь будет четырнадцать. Возможно, морально она будет продолжать взрослеть, но ее физическое тело навсегда останется таким. Так какой же смысл тогда в том, что я отталкиваю ее? Она уже не вырастет, ждать нечего. Более того, она мертва, мы обе мертвы, нас здесь уже никто не осудит. Как я успела понять, после смерти никакого суда нет. Твори что хочешь. Богу наплевать, если Он там вообще где-то есть, этот самый Бог.
Так почему же я с таким усердием отвергаю чувства Тэсс, ссылаясь на ее юный возраст? Мне тоже было всего пятнадцать, когда я, как в омут, провалилась в отношения с Дженни. Почему я так боюсь Тэсс, боюсь собственных чувств к ней?
На самом деле я даже не могу понять, что я к ней чувствую. Возможно, все дело в этом. Возможно, мне просто нужно разобраться, и тогда я перестану убегать.
Кто она для меня? Тот поцелуй раз и навсегда доказал, что она для меня намного больше, чем подруга. Если бы это было иначе, то я бы испугалась, оттолкнула ее. Но нет же. Я опомниться не успела, как… Черт. Черт! Черт! Не хочу даже вспоминать об этом, мне так стыдно…
Я пытаюсь понять, когда я начала смотреть на нее как на… девушку. Когда начала замечать, какая она красивая, женственная, несмотря на свой юный возраст? Наверное, это произошло еще давным-давно, когда я впервые увидела, как Тэсс танцует. Я тогда глупо разрыдалась. Но с тех пор я уже не видела в ней ребенка. Не видела в ней обузу, которую ненавистный Джозеф взвалил на мои плечи.
Я смотрела на нее как на девушку, но иногда все же вспоминала, что она подросток. Это случалось, когда я вдруг замечала ее угловатую худобу, хрупкие плечи, маленькие руки. И в такие моменты я всегда пугалась, и мне хотелось отодвинуться, и было неловко и некуда девать глаза.
Я никогда не думала, что после смерти можно влюбиться в кого-то. Мне казалось, что все свои чувства, все сердечные переживания мы оставляем там, отдаем их вместе с нашими жизнями. Не зря ведь после смерти наше сердце перестает биться. Но, с другой стороны, это не значит, что нашего сердца больше нет. Если мы не слышим его стук, это не значит, что оно исчезло, что оно ничего не чувствует.
А потом появилась Тэсс… Постоянно намекающая на то, что влюблена в меня. Если бы не было всех этих намеков, я бы, возможно, не… влюбилась в нее? Нет. Я не могла в нее не влюбиться. Как можно не полюбить Тэсс? Такую милую, смешную, красивую, талантливую. Тэсс, которая всегда понимает меня лучше, чем я сама себя понимаю. Тэсс, которая знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я сама это узнаю. Мне было слишком хорошо рядом с ней. И мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Я не хотела вспоминать Дженни. Я не хотела вспоминать о той девушке, из-за которой покончила с собой. Не хотела, потому что боялась потерять Тэсс. Меня пугала одна мысль о том, что когда-нибудь нам придется расстаться и пойти разными дорогами. А тут вдруг я взяла и сама выгнала ее…