Крупин покивал, соглашаясь.
— Ты бы ему в игре как-то сообщил, что хочешь с ним поговорить. — Наровчатов встал с жалобно скрипнувшего кресла. — Может, он сам прорежется?
— Давно письмо на ящик написал, — вздохнул Крупин. — Хорошее письмо, даже указал своих рекомендантов, из числа его знакомых.
— А вот это славно, — одобрил Наровчатов. — Опять же — будет уточнять у них про тебя и по-любому засветится.
— На то и надежда, — подтвердил Крупин. — Лишь бы появился, лишь бы засветился. А там я сам его найду, поверь мне. Точнее — не я, а игрок Сайрус, глава клана «Клинок и посох».
Когда зажглась елка
Брат Юр повертел головой — суета-то какая! Все бегают, кричат, огней столько, что город просто залит светом. Днем здесь тусклее, чем сейчас, честное слово. Впрочем, такая ночь бывает раз в году. Хотя нет, в его случае такая ночь бывает раз в несколько десятилетий и только один раз в жизни. А если все пойдет не так, как нужно, то новых новогодних ночей у него вовсе не будет.
Главный казначей ордена Плачущей Богини не являлся затворником или человеконенавистником, но суеты, шума и гама не выносил. Это все мешало тем вещам, которые он любил более всего в жизни, а именно — работе с цифрами и плетению интриг. И то и другое не сочеталось со всеми этими «А-а-а-а-а! С Новым годом!» и прочими «С новым счастьем!».
Счастье — оно или есть, или нет. Ведь если в том году его не было, то с чего оно в этом непременно подвалит, как мордоворот в темной подворотне? А если оно было и в том году, то почему в этом должно уйти?
Да и вообще — разве счастье есть? Оно непременно должно быть? Человек такое существо, что ему всегда всего мало, а если у него всего нет, то какое может быть счастье? Разве что вот такое, скоротечное, как бенгальский огонь.
Так что не жаловал брат Юр новогодние мероприятия, предпочитая шуму праздника спокойное времяпрепровождение в своей уютной келье.
Но сегодня ему пришлось нарушить эту традицию. Сегодня была ночь возвращения старого долга, точнее — исполнения старой клятвы. За казначеем водилось много разного, но в одном всегда сходились и враги его, и друзья — слово свое он держал железно, даже если оно было ему невыгодно.
Пройдя через площадь, на которой исполнялись непристойные, с точки зрения брата Юра, танцы — там молодые люди и девушки, одетые в черное, достаточно вульгарно двигали бедрами, зачем-то опустив пальцы рук вниз, — казначей свернул в тихий переулок и через минуту вошел в двери, над которыми висела вывеска «Старый лис».
Было то заведение совсем небольшое и пустое — несмотря на праздник, занят был всего один из десяти столиков. Еще имелась барная стойка, за которой дремал мордатый кабатчик, никак не среагировавший на звон колокольчика, приделанного над дверью.
Брат Юр подошел к столику, который был занят, и сказал тому, кто за ним сидел:
— Н-надеюсь, владелец з-заведения спит естественным сном? Т-ты же его не?..
— Разумеется, нет, — его собеседник улыбнулся и разгладил пальцами седые усы. — Зачем? Просто спит, наверное устал. Я не люблю ненужных смертей, да.
— Т-тогда хорошо. — Брат Юр и сам не любил убивать без нужды. Он вообще не любил убивать, как правило, это делали за него специально обученные люди. Более того — эти люди после думали, что сами приняли решение кого-то прикончить, без посторонней подсказки. Но эта ночь была исключением, сегодня брат Юр собирался сам взять в руки оружие и сделать то, что должно. — С-скажи, Хассан, д-думал ли ты, что м-мы все-таки дож-живем до этого д-дня? Т-точнее — ночи?
— Я живу каждый день, как последний, — пожал плечами Хассан ибн Кемаль, повелитель замка Атарин, в котором обитали его воспитанники — лучшие убийцы Раттермарка. — Таково мое ремесло.
— Н-ну, сам ты д-давно ничего не д-делаешь, — справедливо заметил брат Юр. — В смысле — д-давно не берешься за з-заказы.
— Это ничего не меняет, да, — тонко улыбнулся ибн Кемаль. — Есть масса способов не дожить до заката, даже если ты не покидаешь свои покои. Но мы ведь встретились не для того, чтобы поспорить о странностях жизни и смерти, не так ли?
— Н-ну да. — Брат Юр побарабанил пальцами по столешнице. — П-прошло тридцать л-лет, день в день. Именно этой н-ночью дух Красного г-герцога освободится из ловушки, как т-тогда и предсказала Оливия.
— Надо запереть его дух вот в этой статуе, — прошептали губы юной предсказательницы, она закашлялась, забрызгав юного послушника Академии мудрости своей кровью. — Вот камень, ты же знаешь, что с ним делать.