5
Я мало занимаюсь установлением корреляции данных. Математик-позитивист в своей ложной уверенности, будто в нашем промежуточном состоянии дважды два — четыре (тогда как мы, допуская непрерывность, не можем допустить самого существования двух отдельных предметов), стал бы искать в нашем наборе данных периодичности. Для меня настолько очевидно, что математика с ее систематичностью есть свойство универсума, что я не склонен искать ее в частном. Однако в этой Солнечной системе, как в целом, существует значительное приближение к регулярности: или математика настолько применима к частному, что возможно, скажем, довольно точно предсказывать затмения, хотя я располагаю заметками, которые сильно поубавили бы тщеславия наших астрономов в этом вопросе — если бы такое было возможно. Астроном получает мало, не наслаивается восторгами толпы, работает в одиночестве он питается сознанием собственной важности, как медведь зимой — накопленным жиром. Эта Солнечная система подобна всякому другому феномену, который можно рассматривать «в целом», но дела полиции связаны с делами города, частью которого она является, дела города — с делами округа; округ — с государством, государство — с нацией, нация — с другими нациями; все они вместе зависят от климатических условий; климат — от солнечного излучения; Солнце — от своей планетной системы; Солнечная система «в целом» — от других солнечных систем — так что безнадежно искать целостности при рассмотрении полиции города. Однако позитивисты — это те самые люди, которые пытаются найти в городе независимого полицейского. В нашей системе рассуждений таков дух космической религии. Объективно независимость для городского полицейского недостижима. Однако если позитивист сумеет убедить себя, что он ее обнаружил, он достигнет субъективного решения задачи, неразрешимой объективно. Мы, разумеется, не проводим постоянной границы между объективным и субъективным — то есть все явления, называемые предметами или вещами, субъективны в пределах одного всеобъемлющего множества; и мысли внутри тех, которые обычно называются «личностями», являются субъектами субъектов. Такое впечатление, что непрерывность в Солнечной системе стремилась к регулярности — и потерпела поражение: тогда она породила мышление астрономов и во второй попытке стремится выработать убеждение, что цель достигнута.
Я подсчитал все данные, приведенные в книге, и множество других — система карточек в каталоге, — и при этом мне открылась некая видимость систематичности; однако этот метод принадлежит богословам и ученым — и худшим из них, статистикам.
К примеру, статистическими методами я мог бы доказать, что черные дожди выпадают «регулярно» каждые семь месяцев — в той или иной местности. Для этого мне пришлось бы учитывать красные и желтые дожди как черные, но по условию я мог бы заметить черные частицы в красной и желтой воде, а остальными пренебречь. Далее, если черный дождь выпадал неделей раньше или позже назначенного времени, следовало бы назвать это «опережением» или «запаздыванием». Эти приемы считаются законными при вычислении периодичности комет. Если бы черный дождь (или красный, или желтый с черными частицами) вообще не прошел и близко к назначенному дню — мы не зря читали Дарвина — «данные не полны». Что касается черных дождей, выпадающих в неположенное время, их можно объявить серыми или коричневыми, или установить для них еще одну периодичность.
Однако я вынужден отметить, например, 1819 год. Я не все привожу в этой книге, но я отметил 31 необычное событие в 1883-м. Кому-то стоило бы написать книгу, посвященную феноменам одного этого года, — если книги вообще стоит писать. 1849 год примечателен необычными осадками, выпадавшими в столь отдаленных друг от друга местах, что все обычные объяснения кажутся неудовлетворительными: кроме черного дождя в Ирландии в мае 1849-го, прошел красный дождь в Сицилии и красный дождь в Уэльсе. Сообщают также («Timb’s Year Book», 1850-241)что 18 или 20 апреля 1849 года пастухи у горы Арарат нашли субстанцию, не свойственную этой местности, на участке от восьми до десяти миль в окружности. Позволительно считать, что она упала сверху.
Мы уже обсуждали науку и ее стремление к позитиву, а также ее сопротивление всему, что может иметь отношение к религии. Легко видеть, что практически вся теоретическая наука XIX века представляет собой реакцию сопротивления на богословские догмы и имеет не больше отношения к Истине, чем волна, откатывающаяся от берега. Или, если девица за прилавком, или вы, или я, растянем жевательную резинку на целый ярд, это будет столь же научное занятие, как растяжение возраста Земли на сотни миллионов лет.