Что, по свидетельству Хладны, не горсточка черного вещества выпала на землю на глазах неизвестного зрителя.
Это был чудовищный снегопад на огромном пространстве неба. Очень может быть, что на него не хватило бы всей болотной бумаги в мире.
В то же время та же субстанция выпадает «в огромных количествах» в Норвегии и Померании. Или см. «Метеоритную астрономию» Кирквуда, стр. 66.
Субстанция, подобная горелой бумаге, выпала в Норвегии и других областях Северной Европы 31 января 1686 года.
Или трудно допустить, чтобы смерч, распространившийся так широко, проявлял редкую избирательность к редкой субстанции, называемой «болотной бумагой». Ею были засыпаны изгороди, крыши домов, ветви деревьев. Нигде не сообщается о торнадо, прошедшем по Северной Европе в январе 1686 года. Записи сообщают только об этой субстанции, выпавшей в различных местах.
Времена меняются, но единодушная решимость исключать все данные о выпадении на эту землю чего-либо, земле не принадлежащего, кроме обычного метеоритного вещества, только усиливается.
«Annals of Philosophy» (16–68).
Субстанция, выпавшая в январе 1686 года, описывается как «масса черных листьев, напоминавших горелую бумагу, но жестче, прочнее и с острыми краями».
Болотная бумага не упоминается, и ничего не сказано о «конферве», казавшейся столь убедительной королевским академикам. Растительным составом пренебрегают — как всякий, кто захочет представить кривой огурец как большой рыболовный крюк.
Метеориты обычно покрыты черной коркой, более или менее напоминающей чешую. Субстанция 1686 года черная и похожа на чешую. Что похоже на листья, похоже и на чешую. В данной попытке ассимиляции мы сталкиваемся с объяснением, что черная чешуя — минеральная масса: та самая, которая покрывает метеориты.
Ученого, предложившего это объяснение, звали фон Грот-тус. Он воззвал к богу Химического Анализа. Или к силе и славе рода человеческого — к которому мы относимся с меньшим почтением, но боги всегда говорят нам то, что мы хотим услышать. Мы снова видим, что, хотя ничто не обладает собственной «идентичностью», зато что угодно можно идентифицировать как что угодно. Или всякое правило разумно, пока не обращаешь внимания на исключения. Но этот конфликт не имеет конца. Берцелиус исследует субстанцию. Он не находит в ней никеля. В то время присутствие никеля — «позитивное» доказательство метеоритного происхождения. Фон Гроттус, столкнувшись с собственным «позитивным» стандартом суждения, отказывается от своего мнения («Annals and Mag. of Nat. Hist.», 1-3-185).
Подобное уничижение высших позволяет нам высунуться с собственной версией, в ином случае скромно таившейся бы в молчании:
Что кому-нибудь стоило бы поискать — иероглифы? — или иные записи на этих бумажных листах.
Если мы располагаем не слишком большим разнообразием субстанций, выпадающих на земную поверхность, в то время как на земной поверхности великое множество субстанций, которые может подхватить смерч, два выпадения такой редкой субстанции, как болотная бумага, достойны быть отмеченными.
Корреспондент «Edinburgh Review» (87-194), пишет, что прямо сейчас перед ним лежит кусок листа в двести квадратных футов, субстанции, выпавшей в Каролате, в Силезии, в 1839 году — в точности похожей на хлопчатый войлок и пригодной для изготовления одежды. Бог Микроскопического Анализа сказал свое слово: субстанция состоит главным образом из конфервы.
«Jour. Asiatic Soc. of Bengal» (1847-1-193).
16 марта 1846 года — около того времени, когда в Малой Азии выпали съедобные осадки, — на Шанхай просыпался оливково-зеленый порошок. Под микроскопом было видно, что пылинки состоят из переплетения нитей двух видов: черных и довольно толстых белых. Предполагали, что это минеральные волокно, однако «при сгорании они издавали обычный аммиачный запах и пахли горелым пером или шерстью». Автор описывает это явление как «облако около 3800 квадратных миль, состоявшее из волокон, щелочи и песка». В постскриптуме он добавляет, что другие исследователи, располагавшие более мощными микроскопами, считают, что волокна не были волосками: что субстанция состояла главным образом из конфервы.
Или это трогательно; или мрачное и бездушное, но отважное упорство науки: все, кажущееся новым, обречено на превращение в старое посредством более мощных микроскопов и телескопов, более точных и чистых опытов и методов исследования; неизменно объявляются новые свидетельства, всегда принимаемые как истина в последней инстанции; вечная иллюзия окончательности — и очень мало осознания непрерывности…