Не давая мяснику опомнится, Давид подлетел к нему и с размаху обрушил удар кувалды по голове. Здоровяк, оглушённый от удара, зашатался, но устоял на ногах. Тогда герой молниеносно нанёс удар по икрам, и мясник рухнул на пол, глубоко погрузившись лицом в сток дерьма. Кувалда несколько раз взлетал в воздух, и с чавканьем расплющивала голову, разбрасывая по стенам вытекающие из неё мозги. Убедившись, что жертва мертва, герой вытер проступивший на лбу пот, окровавленной ладонью.
Рядом с распростёртым телом мясника засуетился Фёдор. Он забрал из его рук посох и куб. Покрутив куб в руках, он нащупал небольшой выступ и нажал на него. Внизу отпала на землю квадратная планочка, открыв миру глубокое отверстие посредине. Федя положил куб на землю и, взяв в руки металлический рифлёный посох, с силой воткнул конец в отверстие куба. Раздался щелчок, и Федя поднял перед лицом посох с намертво зафиксированным кубом на конце. На сей раз, он принялся обследовать рифлёную ручку.
Давиду было плохо видно, но он, затаив дыхание, наблюдал, как его друг кое-что, покрутив (а может и, нажав) включил механизм. На его глазах куб разложился на два обоюдно острых лезвия с длинной пикой посредине. Секира доходила Фёдору до плеч, и он покрепче сжал её рифлёную ручку своими мозолистыми ладонями. Прикинув вес блестящего даже во тьме хлева оружия, Федя довольно промычал, и с преданностью уставился на Давида.
— Вперёд! — Скомандовал герой, и толпа узников с безумными криками ломанулась наружу.
Фёдор, занося над головой секиру, с молчаливой яростью обрушился на стоящих рядом двух каннибалов. Лезвие взмахнуло быстро, кинув лунный отблеск, и с хрустом врубились в тело, разрубая плоть и ломая рёбра. Прежде как эти двое успели взяться за оружие, они рухнули на землю перерубленные от плеча до таза.
Давид, пробежав по липкому и горячему с прыжка, обрушил молот на голову Ясеня. Получая удовольствие от вида как ломается череп врага под ударом кувалды. Глазные яблоки лопаются, а язык глупо вываливается наружу.
Лиственница схватился за болтающийся на поясе нож, но Давид предусмотрел и это. Он пнул врага в грудь ногой и тот, зацепившись за лежащее у костра бревно, завалился прямо на раскалённые угли. Рожа Лиственницы перекосилась в гримасе боли, и до рецепторов героя дошёл запах палёного мяса. Выкатившись из костра, он начал верезжать, будто свинья и кататься по земле, но его крики прекратил бывший голова.
Узник, наскочив на барахтающегося по земле Лиственницу, и начал лихорадочно наносить удары маленьким кривым ножом. Лезвие с хрустом разрывало человеческую плоть. И когда Лиственница с криком и плачем протянул руки к узнику, голова быстрым ударом прошил его ладонь насквозь.
Герой осмотрел поле боя, и как бы не одолевало его сейчас злоба и торжество, ужаснулся от увиденного. Повсюду носились ополоумевшие узники, режа, будто скот валяющихся на земле пьяных каннибалов. Промелькнул силуэт Фёдора. Тремя ударами своей страшной секиры, он выломал дверь одной из изб и ворвался внутрь. Изнутри избы послышался шум бьющейся посуды и пронзительный женский крик. Стародуб отбивался от наседающих на него троих узников, включая и бывшего голову, зажатыми в руках обоюдно острыми ножами.
Один из пленников выхватывал из костра горящие поленья и с хохотом забрасывал их на крыши изб, крича и пританцовывая от радости. Соломенные крыши вспыхивали моментально, озаряя звёздную ночь ярким дико пляшущим светом. Запертые внутри люди с ужасом выбегали на улицу, где их поджидали ополоумевшие от запаха крови узники.
Федя, не помня себя от ярости, с жутким хрипом носился по полю боя, рубя каннибалов направо и налево, своим страшным оружием.
Давид бросился к привязанному к крыльцу медвежонку. Завидев приближающегося хозяина, Миша забился в путах больше прежнего, и жалобно заскулил. Ему составило особого труда освободить питомца из хитроумной петли. Позади послышались шаги и освобождённый от пут Миша тут же кинулся за спину героя. Раздался сдавленный девичьей крик и, обернувшись он увидел валяющуюся на земле Берёзку.
Миша вцепился в руки девушки, в ладони которой был зажат длинный узкий кинжал. Девушка кричала и извивалась, молотя кулачком по морде медвежонка, но тот не отпускал хватки. Из разорванных острыми клыками вен на руке начала сочится кров, медленно пятная белую как снег кожу. Её молящие глаза встретились с глазами героя. В них он прочёл мольбу и ужас. Её тоненькие пальчики разжали эфес кинжала, и Миша, тут же бросив руку, вцепился в лицо девушки.