– Свиньи, – неожиданно сказал он.
– Это точно! – согласился Найджел, хихикая. – Жирная свинья и прыщавый боров!
– Вы – свиньи, – уточнил Джон.
Его товарищи удивленно примолкли.
– Ты чего это, Джон? – спросил Пит, садясь. – Чего это ты обзываешься?
Джон и сам еще не понял причину своей злости. И вместо ответа угрожающе заявил:
– Если кто не согласен, я готов померяться силами.
– Да ладно, брось ты, – примирительно сказал Айвен. – С чего нам драться-то?
– Все веселье испортил, – пробормотал Найджел.
– Веселитесь, – высокомерно бросил Джон, снял очки и, оставив друзей в недоумении, зашагал прочь.
Дома его не было слишком долго, и он подвергся самому страшному наказанию тети Мими: она не замечала его.
– Ну Мим, – ходил он за ней по пятам, – ну что особенного? Я был у Найджела, мы играли в шахматы. – (Найджел, по мнению тетушки, был единственным мальчиком из его компании, с которым стоило дружить.) – Я просто не заметил, что уже так много времени…
Но тетушка продолжала игнорировать его.
Тогда Джон поднялся к себе, и, даже не сняв ботинок, завалился на диван. Ему было слышно, как внизу, на кухне, тетя разговаривает с мужем.
– …Иногда я по-настоящему боюсь за него. Мне кажется, что в нем просыпается дурная наследственность. Джулия была очень доброй хорошей девочкой, но она была самой маленькой, и ее отчаянно баловали. Она такая легкомысленная, такая неприспособленная. Мне и плакать, и смеяться хочется, когда я вспоминаю, как она явилась ко мне: «Я научилась играть на банджо и стану звездой эстрады. Но для этого нужно так много времени! С Джоном совершенно некому сидеть! Может быть он поживет немного у тебя?..» «Поживет…» А про Фреда я и не говорю… Я сразу сказала Джулии, что этот парень – форменный проходимец. Бросить жену с грудным младенцем на руках! Это в наше-то время!.. Хотя, что с него взять, он и сам вырос без родителей…
– Чему быть, тому не миновать – философски заметил Джордж Смит, который слышал все это уже, наверное, в тысячный раз.
– Ну уж нет, – возражала Мими, – из Джона мы сделаем человека! Но если он будет водиться со всей этой ирландской шантрапой…
– Не все ирландцы так уж плохи, дорогая.
– Ну-у, – нехотя соглашалась тетя Мими, – в общем-то, да… Взять хотя бы эту Мэри Маккартни. Вполне приличная женщина. Старшему восемь, младшему – шесть, сама – трудится, как пчелка, и муж – молодчина: не пьет, не гуляет… Но они оба так мало зарабатывают!.. Как в таких условиях дать мальчикам приличное воспитание?.. Чему их можно научить?! Мы живем в ужасное время! Что будет с нашими детьми?!
– Может быть, действительно, снова пристроить Джона в хор? Или подарить какой-нибудь музыкальный инструмент? Ну, хотя бы губную гармошку?..
Джон и не заметил, как задремал под этот монотонный, бессмысленный, но такой успокаивающий разговор самых близких ему людей.
…Он стоит на лесной поляне. Сквозь голубое небесное марево, сквозь подрумяненные закатом облака, над землей нависло огромное, не злое и не доброе лицо мужчины. Лицо исполненное мудрости… Где-то рядом, за деревьями, Джон знал это, были и тетя Мими, и дядя Джордж, были мама Джулия и отец Фред, которого он видел один единственный раз в жизни…
Неподалеку были и его школьные товарищи, и его уличные друзья. Но никто-никто, Джон знал это точно, не замечал лица над землей. Видеть его было дано ему одному. Лицо было неуловимо знакомо, но Джон не мог вспомнить, откуда. Ни один мускул не дрогнул на этом лице, не шевельнулись и губы. Но Джон явственно услышал обращенные к нему слова:
– Ты – первый. Вспомни свое будущее…
2
Восемнадцатое июня пятьдесят пятого года. Семейный пансионат по адресу Фортлин-Роуд, 20 в престижном районе Ливерпуля Оллертон.
– Пол! – теребит Майкл старшего брата за рукав пижамы. – Пол, проснись! Весь день рождения проспишь!
– Ну чего тебе? – нехотя разлепил веки Пол.
– Не мне, а тебе. Я знаю, ЧТО тебе подарят.
– Не ври, – Пол перевернулся на другой бок и принялся посапывать с удвоенной громкостью.
Каникулы только начались, и ничего приятнее, чем поваляться в постели утром, он не мог себе и представить. Но не только необходимость идти на занятия делает пробуждение невыносимым. Еще более умеют испортить утренний сон конопатые родственники.
Наклонившись и чуть не касаясь губами братского уха, Майкл рявкнул:
– Перемена!!!
Пол подскочил, как ошпаренный. Майкл удовлетворенно уселся на свою кровать напротив и повторил:
– Я знаю, что тебе подарят.
Возведя глаза к потолку, Пол жалобно повыл, подражая соседскому бассетхаунду, затем опустил взгляд на ухмыляющуюся физиономию:
– Откуда ты можешь знать?
– Я видел, как мама что-то прячет в шкаф. А потом заглянул.
– Ты кончишь жизнь на электрическом стуле, брат мой, – грустно покачал головой Пол, передразнивая интонации настоятеля их прихода отца Мак'Кензи. Но тут же, сбросив с лица маску осуждения, он спросил, сгорая от любопытства:
– И что же ты там увидел? Духовое ружье?
– Холодно.
– Велосипед?
– В шкафу? Ты рехнулся!
– Новые ботинки? – упавшим голосом предположил Пол. Он уже чувствовал, что угадал. Семья была небогата, и частенько на Дни рождения братья получали «скучные» нужные вещи.
– Холодно, холодно.
– Не томи, урод!
– Ага. Значит, я – урод. Хорошо же. Больше ты от меня не услышишь ни слова. – Задрав с напускной обидой нос, Майкл уставился в окно.
Это был удар ниже пояса. Конечно, можно было, улучив момент, заглянуть в шкаф и самому. Но для этого Пол был слишком хорошо воспитан.
Благо, обижаться долго Майкл не умел и, выдержав лишь минутную паузу, обернулся снова:
– Обещай, если я скажу тебе, ты позволишь мне два раза в неделю брать ее поиграть.
– Ясно! Это клюшка!
– Сам ты клюшка.
– А что, скажешь, не клюшка?
– Скажу.
Пол задумался. В прошлый День рождения отец подарил ему трубу и даже научил нескольким мелодиям…
– Не труба же опять?
– Уже теплее… Ну что, обещаешь?
– Ладно. Зануда!
Майкл встал, принял величественную позу и изрек:
– Гитара!
Сперва на лице Пола появилось выражение разочарования. Затем в глазах мелькнула искорка интереса… Но вдруг он оценил всю прелесть этого подарка.
– Гитара?! – завопил он, возбужденно вскакивая с постели. – Как у Элвиса?! Я буду как Элвис!
Встав в эффектную позу, он, перебирая пальцами по невидимому грифу, промяукал нечто невразумительное, но по-американски напористое, под конец почему-то выкрикнув: «Хей-хоп!»
Майкл с хохотом повалился на кровать.
– Ой, не могу! Тоже мне Элвис! Ты сначала научись ее в руках держать! Ты же ее задом наперед взял!
Пол озадаченно посмотрел на свои, сжимающие пустоту, руки. Попытался поменять их местами, пошевелил пальцами, затем вернул в прежнее положение.
– Я буду играть так, – неуверенно сказал он. – Я же левша.
– Так гитару держат только полные кретины, – резюмировал Майкл удовлетворенно.
И тут же получил подушкой по голове.
– Банзай!!! – вскричал юный критик. И последовала долгая кровавая братоубийственная битва на подушках.
Минут через десять, в изнеможении валяясь на полу с блаженными улыбками на лицах, братья посмотрели друг на друга.
– А кто такой Элвис? – неожиданно спросил Майкл.
Улыбка Пола стала мстительной.
– Только конченые кретины не знают, кто такой Элвис Пресли, – сказал он, смачно проговаривая каждое слово.
На именинном пироге красовалось тринадцать свечей. Торжество было сугубо семейным, и за столом сидело только четверо человек: Пол, Майкл и их родители – Мэри и Джим Маккартни.