— Ты виноват в моей смерти, — прогудел тот утробно, едва размыкая губы. — Ты убил меня! Я теперь в аду…
Андрей затряс головой, не в силах вымолвить ни слова.
Вдруг отцовское лицо расплылось жирной кляксой, краски смешались, и из них, будто из горячего воска, вытек новый облик. Варин.
— Зачем ты втянул меня в этот кошмар? — плаксиво пожаловалась «сестра». — Они станут меня пытать, надругаются над моей невинностью!..
Тут сзади донесся страдальческий вопль: кричала настоящая Варя, отбиваясь от бесов.
— Отпустите ее! — заорал Андрей. — Вам нужен я, а не она!
— Имейте совесть! Будьте человечны! — передразнил один из демонов, увешанный золотом, и остальные издевательски загоготали.
— Говорю ведь, будут пытать, — поделился откровением многоликий, на сей раз низким голосом Азариила. — Выпотрошат.
— Лжешь!
— Папой твоим клянусь. Он, кстати, шлет горячий привет…
— Не слушай! — придушенно позвал Азариил. — Данталиан, отойди от него!
Ангел болтался над полом, неестественно выгнувшись, будто растянутый за руки на невидимой дыбе. Наморщенный лоб блестел от пота, в глазах — смертная мука. Демон уставился на него исподлобья, потом ухмыльнулся, и Андрей узнал самого себя:
— Мы ведь друзья, Зар, как ты мог?.. — в точности копируя интонацию, упрекнул двойник.
— Не слушай, — повторил Азариил. — Все его слова — не больше, чем змеиный яд…
Бесы тем временем вихрем пронеслись по залу: расставили и зажгли свечи, исчертили стены пентаграммами и прочей черномагической символикой и доставили откуда-то огромную каменную плиту. Поместили ее в центре наоса прямо под куполом — получился жертвенник. Снег равнодушно ложился на его матовую, шершавую поверхность.
— Приступим! — провозгласил Асмодей и громко хлопнул в ладоши.
В тот же миг оглушительно грохнуло, и сверху, взметнув тонну пыли, обрушилась деревянная балка. Выстроившиеся полукругом нечистые одобрительно загудели.
Асмодей взмахнул рукой — балка вросла в пол — и глумливой учтивостью обратился к Андрею:
— Прошу.
Кошмар повторялся с удивительной точностью. Рывок, треск ткани, боль от когтей, сдирающих одежду. Ободранные жесткой древесиной руки и спина, сведенные судорогами мышцы. Нет. Он не станет кричать. Не дождутся. Стиснув зубы, Андрей заставил себя терпеть молча и обратился вглубь памяти в поисках молитвы. Азариил уверял, будто он прочел какой-то псалом, значит, надо напрячься изо всех сил и вспомнить. Однако мысли расплывались, словно нефтяная пленка по поверхности воды, вдобавок от боли лихорадило, и сосредоточиться не удавалось.
— Не будем терять время, — Белфегор подняла одну из пузатых, мутных бутылей, наполненных кровью, — пока не нагрянула ангельская артиллерия. Предлагаю обойтись без вессаона.
— Артиллерия не нагрянет, — спокойно возразил юноша в свободных синих одеждах, брезгливо державшийся в стороне. — Но смысл поторопиться есть.
— Поддерживаю, — согласился кто-то из демонов, и остальные одобрительно загудели.
Откупорив сосуд, Белфегор смочила пальцы и принялась выводить на каменной плите круг, вычурные знаки и непонятные письмена. Окружающие затянули протяжную песню. Иконописный юноша в синем испарился, словно и не присутствовал. Уж не с ним ли беседовал Асмодей в одном из видений?..
Андрей обратил внимание, как задергался Азариил: неистово и отчаянно, будто слова хлестали и жгли его, доставляя мучения куда большие, чем вывихнутые руки. Воистину бесовскими устами сейчас вещало само зло, и ангелам оставалось лишь корчиться в агонии — или бежать.
Покончив с наскальной живописью, Белфегор отшвырнула опустевшую бутыль и поднялась на жертвенник. Демоны притихли.
Сумерки за окнами сгустились. Яркие огоньки свечей заколыхались на сквозняке, и по углам заметались уродливые тени, обличая в собравшихся исчадия ада. Незримое сделалось зримым. И путы Азариила, и его искалеченные дрожащие крылья — все обнажилось и легло на стены черными узорами.
Воздев перепачканные кровью руки к потолку, Белфегор завыла, исторгая из себя заклинание. С последним словом в глубине земли грохнуло. Пространство содрогнулось. Рогатые бесы трусливо съежились, поджав хвосты. Демоны безмолвствовали.
— Он будет здесь через минуту, — произнесла Белфегор, опуская руки. — Где младенец? Живо! Все должно быть готово к его появлению!
Подобострастно скрючившись, прислужник поднес ей шевелящийся сверток. В пеленках копошился новорожденный ребенок, красный и сморщенный, со слепыми мутными глазками.