Выбрать главу

— О них позаботятся, — бесстрастно отозвался юноша.

Ну конечно! Разве хоть что-то могло ускользнуть от Всевышнего и Его вестников? Глупо полагать, будто Бог позабыл о чем-то, и нелепо пытаться напомнить.

И все же одно не давало покоя.

— А Варя? О ней тоже позаботятся? Мастема угрожал ей расправой.

Андрей ждал ответа с замиранием сердца.

— О ней я не вправе говорить сейчас.

— Но будут охранять? Ее защитят? — он хватался за ангелов отчаянным взглядом, ища понимания, поддержки, сочувствия — и не находил. Холодные, равнодушные, они так сильно отличались от Азариила! Их не волновали людские судьбы, их занимало лишь исполнение божественной воли. Андрей ощутил, как грудь теснит от сожалений и мучительной тоски по Азариилу — тот никогда не отмахнулся бы, не остался безучастным.

Задерживать посланников больше не имело смысла, и Андрей отпустил их.

Погасло сияние. Закрылись царские врата. Растаял во мраке Хранитель, напоследок осенив своего подопечного крестным знамением.

Скованный холодом, Андрей лежал на полу и глядел в серую брешь крыши, откуда, мирно кружась, летели снежинки. Словно не существовало боли и смерти, пропитавших этот вечер. Словно не было крови, разлитой по грязному мозаичному полу. Словно прямо сейчас не уходили на страшные мытарства несчастные души, которые никогда не будут оправданы, и не падал в бездну мятежный ангел — единственный из всех, увидевший свет в приговоренном человеке.

Чем же он, Андрей, оказался настолько примечателен? Почему ради него Всевышний допустил ангельский бунт и падение?.. Ответ напрашивался сам собой, прямой и честный: ничем. Любовь не требует условий, не покупается, не выменивается на качества или поступки. Божественная любовь милосердствует. И лежа на ледяном полу, ловя губами летящий снег, раненый, полумертвый, Андрей испытывал странную, всеобъемлющую благодарность.

— Андрюш, — раздался рядом тихий шепот.

К нему, пошатываясь, подошла Варя. Рухнула на пол как подкошенная и шумно выдохнула от облегчения, заметив, что он жив. Ощупью нашарила сорванную бесами одежду и прикрыла его, как могла. Он не отзывался. От холода не чувствовал собственного тела.

Текли минуты, а они все оставались в разрушенной церкви. Варя больше не плакала. Прямая и продрогшая насквозь, она смотрела в пустоту остекленевшими глазами и молчала.

— Его убили, знаешь, — наконец вырвалось у нее самое больное, самое сокровенное, терзавшее душу. Вырвалось и повисло в морозной темноте.

Андрей чувствовал, как ее горе заполняет все вокруг, такое огромное, что, казалось, целого мира не хватит, чтобы вместить его.

— Значит, придется молиться, — хрипло произнес он. Варя встрепенулась, значит, не ошибся. И, воодушевленный удачей, продолжил: — Думаю, ангелы не возвращаются на Небеса, потому что за них никто не просит. А мы будем. Зар взбунтовался, но не сделал плохого. Он достоин снисхождения и лучшей доли.

— Как хананеянка? — не совсем понятно уточнила Варя с надеждой в голосе, и Андрей догадался: от его ответа зависит все.

— Точно, — согласился он. — Бог — это любовь. Найдется капелька и для заблудшего ангела.

Варя вновь затихла, на сей раз полностью удовлетворенная. Возродившаяся вера ослабила скорбь, и она нашла в себе силы говорить о другом.

— Я позову на помощь.

— Не надо. Нас уже ищут. Скоро будут здесь.

Непонятно, откуда взялось знание об этом: вокруг царила глухая ночная тишина.

Варя поерзала в сомнении.

— Не уходи, останься, — попросил Андрей, и она покорилась. Робко прикоснулась к его лбу холодными пальцами, убирая налипшие волосы.

— Интересно, как случилось, что ты теперь прощен?

— Не знаю, — Андрей в изнеможении прикрыл глаза. — Я вернулся от отца Олега под утро, лег спать. Потом прилетел Зар, а потом…

— Постой. От отца Олега?

— Александра сказала, он приехал и готов со мной встретиться, если понадобится. Ну вот… — язык не слушался, наваливалось сонное оцепенение. — Я разбирал церковную утварь, и понадобилось…

— Значит, ты был на исповеди? — варин голос звучал оживленно.

— Мы просто разговаривали. Я рассказывал о своей жизни, об отце, о Заре… — от мыслей об ангеле в который раз сделалось тошно. — Давай не будем, Варь.

— Не будем, — эхом отозвалась сестра. И больше не произнесла ни слова.

Снежинки все сыпались. По залу гуляли сквозняки, и жалобно дребезжали осколки стекол в оконных решетках.

ЭПИЛОГ

Новый день застал Андрея в дороге.