Выбрать главу

— Кто бы мог подумать, что такие приличные люди, как вы, будут вынуждены ютиться в моей каморке. О, Господи! — причитала она, ломая руки. — Этого Гитлера надо заживо сжечь. Что с нами будет? Что он еще придумает? Сжечь его надо живьем.

— Успокойтесь, Мария, дорогая, — сказал отец. — Все образуется. Мы не будет вам сильно мешать. Будем сидеть в своей комнате. Я счастлив, что мы можем жить здесь с вами.

— Вы меня не стесните. Можете пользоваться кухней, и я вам буду во всем помогать.

— Но у нас нет денег, чтобы платить вам, — сказала мама.

— Это неважно. Я не прошу денег. Вы всегда были добры ко мне.

Пока они разговаривали, мы с Ливи разглядывали хныкающих детей, которые то и дело бегали в дом и обратно. Мы знали, что у Марии много детей, но до сих пор ни разу их не видели.

— Можешь играть с моей куклой, — сказала девочка примерно Ливиного возраста. Она с обожанием смотрела на Ливи и не сразу решилась обратиться к ней.

— Я больше не играю в куклы, — сказала Ливи.

Девочка разочарованно посмотрела на нас и вошла в дом. За окном я увидела другое лицо, недоверчивое и пренебрежительное. Ясно было, что не вся семья так же хорошо расположена к нам, как тетя Мария.

Тетя Мария провела нас по двору. В середине мощеного двора был колодец. Воду поднимали ведром на веревке. Несколько поодаль был навес. Вонь, исходившая оттуда, говорила о том, что это уборная. Я содрогнулась от мысли, что придется ею пользоваться. Со двора был вход прямо на кухню. Из кухни, маленькой, грязной, темной и задымленной, две двери вели в комнаты, одну из которых нам предстояло занять. Она тоже была темная, грязная и сырая. В этой маленькой комнате помещались две кровати, диван, маленький столик, два стула и шкаф. Это была вся мебель. Из угла мрачно смотрела маленькая железная печурка, а со стены криво ухмылялось зеркало. Больше ничего здесь и не поместилось бы.

— Где я буду спать? — спросила Ливи.

— Вы с Хеди будете спать на диване, — сказала мама.

Я закричала:

— Не буду с ней спать, она всю ночь ворочается и храпит. Я же не смогу уснуть!

— Ничего не поделаешь. Завтра постараюсь найти еще кровать, а сегодня придется устроиться так. Теперь необходимо заняться уборкой. Мы не можем так жить. Надо вымыть пол и стены. Здесь, конечно, есть вши.

Мы убирали, мыли. Запах мыла проникал в легкие. Мы больше ни о чем не думали. Мы выбивали постели, скребли, обдавали кипятком, мыли окна и чистили печурку. К вечеру так устали, что едва хватило сил съесть бутерброды, которые принесли из дома. Поев, мы повалились на кровати, довольные проделанной работой и наслаждаясь запахом чистых простыней. Я даже забыла, что со мной спит Ливи, уснула, не успев подумать об этом.

На следующий день мы отправились на разведку.

Гетто состояло из нескольких блоков, окруженных забором. Окна, выходящие на главную улицу, которая находилась за ним, были заколочены и закрашены. На единственной улице внутри гетто толпились люди, молча, лишь взглядом приветствуя друг друга. Все было и так понятно. Я увидела своих друзей Дору и Сюзи, которые разговаривали с Анной. С другой стороны подошла Баба. Мы были рады, что встретились, и сознание того, что мы будем вместе, придавало нам силы. Мы осмотрелись кругом и обнаружили позади домов ручеек. Тут же решили, что здесь и будем встречаться. Хорошо было иметь свое уединенное место.

Не ожидая, пока все расселятся, люди сами начали организовывать жизнь гетто, например, полицию, общественную уборку и уход за больными. Дело в том, что в гетто из госпиталей прислали больных евреев. Им нужна была немедленная помощь. Жизнь в гетто закипела.

Единственное свободное здание — синагогу превратили в госпиталь. Достали кровать и матрацы. На том самом месте, где несколько дней назад люди молились и благословляли Всемогущего Бога за освобождение наших предков из Египта, сейчас лежали больные и среди них умирающие от туберкулеза.

Больные женщины лежали на галерее. Не было лекарств и перевязочного материала. Приходилось разрезать простыни и занавески. Их употребляли многократно. После каждого употребления стирали и гладили. Единственным болеутоляющим средством был аспирин, но и его необходимо было экономить. Зато было много врачей — квалифицированных и даже знаменитых. Мы, девушки, были добровольными сестрами и сиделками. Так что дел у нас было невпроворот.

В течение нескольких дней в гетто было собрано все еврейское население города. Во многих домах поселилось по девять-десять семей, по две-три в каждой комнате.

Вход в гетто был закрыт и охранялся полицейскими с перьями на шапках. Никто не имел права войти или выйти, за исключением венгерского коменданта. Он каждое утро принимал рапорт от еврейского старшины, ответственного за выполнение приказов.