Обращался он вроде бы к нам обоим, но смотрел только на меня. Я хотела съязвить, но Джон опередил меня.
— С удовольствием, напарник. А вот Донн вряд ли воспользуется столь любезным предложением. У нее, понимаете ли, и свой мобиль имеется.
Даже если Логан и рассчитывал на иной ответ, то виду он не подал и раздосадованным не выглядел. Просто молча кивнул. А я представила, о чем эти двое могут говорить по дороге, и меня вновь затопило раздражение.
Он всегда ценил красоту. Будучи ребенком, замирал в восхищении перед картинами, осторожно водил пальцами по гладкому мрамору скульптур, подолгу разглядывал деревянные завитушки на резных панелях. Не раз случалось ему расплакаться при звуках музыки. Мать восторженно ахала и рассказывала приятельницам о том, какая чувствительная у его мальчика натура. Однажды женские разговоры подслушал сын одной из подруг, грубый, противный мальчишка с огромными ладонями и широкими запястьями, выдававшими низкое происхождение (подруга вышла замуж за разбогатевшего потомка некогда переехавших в город крестьян, и мать, упоминая об этой паре, всегда морщила нос и бросала презрительно красивое слово "мезальянс"). Мерзкий оболтус растянул в ухмылке тонкие губы и бросил презрительно: "Рева" Обидную дразнилку подхватили другие ребята и даже — что самое обидное, — девочки. Особенно оскорбительно звучала она из уст милой Ребекки, похожей на изящную фарфоровую куклу с голубыми глазами и льняными локонами. "Рева" — кривляясь, выкрикнула "кукла" и расправила оборку на пышном золотистом платье. Он заворожено смотрел, как тонкие хрупкие пальчики теребят блестящую ткань, расправляют лепестки искусственной розы, украшавшей пояс. Бекки поймала его взгляд, показала язык и злорадно выкрикнула еще раз: "Рева" В глазах у него потемнело, он закричал и бросился на девочку…
Дома его наказали. Отец не стал слушать объяснений, а лично отходил его розгами. Презрительно произнес, что никогда не думал, будто у него родится такое ничтожество, способное поднять руку на слабого, и ушел, оставив рыдающего сына в одиночестве. Долго спорил с матерью за дверью, но что-либо разобрать из их криков не представлялось возможным.
А вечером мать осторожно проскользнула в детскую и поставила у кровати чашку горячего какао и кусок лимонного пирога, хотя отец и лишил сына сладкого на две недели…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Как и следовало ожидать, Логан остановился в "Маджестике", лучшем отеле города, о чем мне поведал утром Гудвин.
— И снял самый дорогой номер? — язвительно спросила я.
От недосыпа резало глаза, словно с них насыпали песка. Каждый поворот головы отдавался болью в затылке. До рассвета я провертелась в постели без сна, вспоминая, пытаясь понять, допустила ли ошибку. Конечно, Логан пытался расположить всех вокруг к себе и притворялся своим в доску парнем, но я-то помнила, кто он такой и откуда прибыл. Его светлость напоминал мне пригревшегося на солнце и успешно прикинувшегося бревном крокодила: стоит зазеваться — съест в одно мгновение и не подавится.
— Откуда мне знать? — резонно спросил Гудвин. — Меня он, сама понимаешь, полюбоваться картинами или угоститься кофе перед сном не приглашал. Я ведь не привлекательная сероглазая блондинка, не то, что некоторые.
В ответ на это я посоветовала Джону направление, в котором он мог прогуляться в свободное время. Он расхохотался и заверил меня, что в моем кабинете ему нравится намного больше.
— А ведь какой-то год назад ты краснела от подобных выражений, Донн, — с некоторой, как мне показалось, гордостью заметил он. — Зато теперь сама кого угодно в краску вгонишь.
— От вас и не такому научишься, — проворчала я.
— И все-таки мне кажется, что ты его заинтересовала. Логана, — непонятно зачем пояснил Гудвин. — Он расспрашивал о тебе.
Вот только этого мне не хватало.
— О моей работе?
— В основном да, конечно. Давно ли ты пришла в Управление, как часто задействована в расследованиях, сколько случаев раскрыто благодаря твоему дару.
Можно подумать, его светлость сам об этом не знает. Да я ни за что не поверю, что ему не подготовили подробнейшее досье на всех сотрудников. Сам же, между прочим, вчера намекнул, что мимо него ни одна подробность не прошла.
— И что ты ему понарассказывал?
Гудвин уже открыл рот, чтобы ответить, но тут дверь приоткрылась и Найтон просунул голову в образовавшуюся щель.
— Доброе утро, Донн. О, Гудвин, и ты здесь. Вы как раз мне оба нужны.