— Я могу задержать ее в качестве особо важного свидетеля.
— Можете, — согласился Гордон. — Но тогда она сможет остаться здесь согласно врачебному предписанию, и вы все равно не получите к ней доступ.
Лора попробовала вклиниться:
— Я была под анестезией. Я не в состоянии…
— Вы себе же делаете хуже. Вы это понимаете, да? — Доброжелательный фасад в духе «мы все на одной стороне», за которым скрывалась Палаццоло, рухнул. Она была явно вне себя. — Только тем, кто держит язык за зубами, есть что скрывать.
— Мои представители свяжутся с вами, когда она будет готова говорить, — повторил Гордон.
Края челюсти рельефно выступили на лице Палаццоло, словно стальные шарниры, когда она сжала зубы. Она коротко кивнула и ушла. Полы ее пиджака развевались за ее спиной, когда она шагала к лифту.
Гордон обратился к Лоре:
— Тебе лучше остаться в больнице. Она тебя не побеспокоит. Я получу судебный запрет, если…
— Домой, — сказала Лора. — Либо иди за своей машиной, либо я вызываю такси.
Гордон посмотрел на санитара, который вез ее каталку, в надежде на его помощь.
Мужчина пожал плечами:
— Она права, брат. Как только она подпишет бумаги, мы больше не сможем держать ее здесь против ее воли.
Гордон опустился на колено перед креслом-каталкой.
— Милая, я не думаю…
— Андреа. — Лора сжала руку Энди так сильно, что у нее сместились суставы. — Я не хочу здесь находиться. Я больше не могу оставаться в больнице. Только не на ночь. Ты понимаешь?
Энди кивнула, потому что это по крайней мере она точно понимала. Лора почти год постоянно выписывалась и снова ложилась в больницу из-за осложнений после операции, двух случаев острой пневмонии и клостридиальной инфекции, которая оказалась настолько живучей, что чуть не посадила ей почки.
— Папа, она хочет поехать домой.
Гордон что-то пробормотал себе под нос. Поднялся. Засунул руки в карманы. Внутри зазвенели ключи.
— Ты уверена? — Он покачал головой, потому что у Лоры не было привычки говорить что-то, в чем она не была уверена. — Переодевайся. Подписывай свои бумаги. Я буду ждать у входа.
Энди смотрела, как уходит ее отец. Она ощутила, что в груди поднимается знакомое чувство вины за то, что она придала большее значение требованиям матери, а не желаниям отца.
— Спасибо. — Лора ослабила хватку на руке Энди. Она обратилась к санитару: — Не могли бы вы найти футболку или что-то в этом роде, во что можно переодеться?
Он кивнул и удалился.
— Андреа, — Лора понизила голос. — Ты сказала что-нибудь детективу?
Энди замотала головой.
— Ты говорила с ней, когда я заехала в коридор.
— Я не говорила… — Энди удивил резкий тон матери. — Она задавала вопросы. Я ничего ей не сказала. — Потом Энди добавила: — Я не говорила. Вообще.
— Ладно. — Лора попыталась повернуться в кресле, но, судя по ее скривившемуся лицу, боль была слишком сильной. — Вернемся к тому, о чем мы говорили в дайнере. Мне нужно, чтобы ты съехала. Этим вечером. Ты должна уйти.
Что?
— Я знаю, я говорила, что не буду ставить тебе крайний срок, но ставлю, и этот срок — сегодня. — Лора снова попыталась повернуться. — Ты взрослая, Андреа. И тебе пора начинать вести себя соответствующе. Я хочу, чтобы ты нашла квартиру и съехала. Сегодня.
Энди почувствовала, что ее внутренности оказались словно в состоянии свободного падения.
— Твой отец согласен со мной, — сказала Лора, будто бы это могло придать ее словам больший вес. — Я хочу, чтобы тебя не было в доме. В гараже. Просто убирайся, ладно? Ты не можешь сегодня там спать.
— Мама…
Лора со свистом вдохнула воздух через сжатые зубы, снова попытавшись принять удобное положение.
— Андреа, пожалуйста, не спорь со мной. Этой ночью мне нужно побыть одной. И завтра, и… Просто тебе нужно уйти. Я присматривала за тобой тридцать один год. Я заслужила право побыть в одиночестве.
— Но… — Энди не знала, что должно последовать за «но».
Но погибли люди.
Но ты могла погибнуть.
Но ты убила человека, хотя тебе необязательно было это делать.
Ведь необязательно?
— Я приняла решение. Иди вниз и удостоверься, что твой отец подогнал машину к нужному входу.
Гордон и раньше забирал их из больницы.
— Мама…
— Андреа! Можешь ты хоть раз сделать то, что я тебе говорю?
Энди захотелось закрыть уши. Она никогда в жизни не видела такой холодности со стороны матери. Между ними будто раскинулось огромное ледяное озеро.