Тем не менее город, когда-то довольно большой и обжитый, теперь представлял собой пустынные улицы, занесённые коричневой грязью и обветшалые выцветшие вывески. Туда-сюда сновали тощие кошки.
Участок шерифа находился в центре рядом со зданием мэрии и стареньким супермаркетом «Красная птица». Шериф Джонс развалился в плетёном кресле под тентом у входа в участок и пил из высокого стакана апельсиновый сок. Его загипсованная нога возлежала на маленькой табуреточке. Сам он, вопреки ожиданию, был худым, с небольшими залысинами на коротко остриженной голове. Ему очень шла форма цвета хаки с такими, присущими всем шерифам, звёздочками. Сразу было понятно ― этот человек на своём месте.
– А, вот и вы, ― он отсалютовал бокалом и указал на длинную скамейку у стены. ― Садитесь.
Шериф Джонс совершенно не обрадовал Кюнта. Никого похожего по описанию он не нашёл. Зато не сходя с места, сделал фотографию Кюнта на телефон и выложил в сеть.
Сам пропавший мало что мог рассказать. Он пересказал обрывочные воспоминания. О клубе «Святая Иолана» шериф что-то слышал, но где он находился так и не смог вспомнить. А вот компания «Корпатка Прайс» не находилась даже в сети. Они пришли к выводу, что возможно Кюнт неправильно вспомнил название. Ещё шериф направил его к доктору Дарлингу, но тот уехал до понедельника на свадьбу племянницы и требовалось подождать его возвращения.
Джонс благородно предложил Кюнту место в участке ― уютная дальняя камера, куда можно принести кондиционер и телевизор, но Медди в свою очередь пригласила пожить у её отца за городом на маленькой ферме. Кюнт решил, что ферма лучше камеры, пусть он там будет в роли гостя, а не постояльца.
Они уже собирались садиться в красный мерс Медди, когда из-за угла соседнего здания вышла полная женщина в широкополой соломенной шляпке и уверенно двинулась в их сторону. Шериф Джонс взволновано приподнялся со своего места и состроил кислую мину.
– Сидит он! ― воскликнула женщина, подойдя ближе. ― Ты совсем забыл про меня! Я значит жду, когда он придёт крышу чинить, а он то у Брегит пироги трескает, хотя все мы знаем, что ты там делаешь! То сидит сок пьёт.
– Мама, я работаю!
– Работает он? Вижу как он работает!
– У меня нога сломана ― во, ― шериф указал на загипсованную конечность, но женщина только сильнее разозлилась.
– Я тебе вторую сломаю…
Медди махнула рукой Кюнту и они сели в машину. Голос матери шерифа Джонса звучал ещё очень долго.
Дорога до фермы отца Медди заняла почти два часа. Кюнт задремал, прислонившись лбом к прохладному стеклу.
***
Яркие разноцветные огни города выплёскивались из огромных панорамных окон прямо в комнату. Внизу до самого горизонта распростёрлись бесконечные дома, дороги и фонари. В этом городе бурлила жизнь. На губах ощущался привкус вина: кисловатый, напоминающий о старой доброй Италии, хотя виноград там уже давно не выращивали.
За спиной щёлкнул замок и, обернувшись, Кюнт увидел как отъезжает в сторону матовая стеклянная дверь. В комнату ступила высокая, до безумия красивая женщина. Чёрные блестящие волосы густой волной спадали до самых босых ступней. На её белой, полупрозрачной коже, расплывались красные, синие и зелёные огни города.
– Здравствуй, дорогой, ― она простёрла к нему руки, облачённые, словно в броню в чёрные бархатные перчатки.
– Здравствуй.
Кюнт сделал шаг вперёд и замер в нерешительности. Даже в ужасе. Этот животный страх рождался где-то внутри, под сердцем и медленно поднимался вверх, заставляя сжиматься все органы.
– Я соскучилась по тебе, мой мальчик, ― её алые губы расплылись в улыбке, а в чёрных глаза заиграли огоньки. ― Как ты мог забыть меня там?
– Где там?
– Как где? В больнице. Я всё ждала, ждала, а ты так и не пришёл.
Она сама сделала шаг вперёд и вцепилась сильными пальцами в его плечо.
– Я не помню. Прости меня.
– Ты как и твой отец полное ничтожество. Он всегда забывал про меня!
***
Кюнт проснулся от резкого толчка. Медди встревожено смотрела на него.
– Что с тобой?
– Просто приснился кошмар.
Он протёр глаза и огляделся. Машина стояла у двухэтажного деревянного дома. Пока он спал они успели приехать.
Отца Медди звали Каван. Он был такой же рыжеволосый как и дочь. Немолодой, где-то под пятьдесят, но бодрый и очень радушный. Он тут же пригласил всех на обед.
Зайдя в дом, где царил сумрак, Кюнт едва не вскрикнул. Каван обернулся к нему и с его лица словно стала слазить кожа, а одежда на нём пропиталась красноватой сукровицей. Сама же рубашка разошлась по шву на правом плече. Кюнт отступил, прикрыв рот. В этот момент Медди включила свет и всё исчезло.