— Поделись.
Глеб изумленно взглянул на меня:
— Ты что ничего не знаешь о том, кто спит в твоей постели?
— Ты прекрасно знаешь, что между нами ничего нет, — я непроизвольно вздохнула, устремив взор вдаль.
— Конечно, знаю, Милая! — усмехнулся Бессонов, — Но еще я знаю, какая ты лживая сучка. Тебе ничего не стоит обвести нас с Климом вокруг пальца и сбежать со щенком.
— Я подумаю об этом. Помнишь, ты дал мне свободу и обещал не покушаться на мою честь и жизнь, независимо от того с кем я делю хлеб.
Бессонов расхохотался, а затем ответил, сграбастав мои руки:
— Уверяю тебя, ты в полной безопасности и вольна распоряжаться собой, как хочешь… но об остальных я ничего не говорил.
Не спеша отдергивать руки, хотя это и стоило мне больших усилий, я спросила опять:
— Ты расскажешь или нет?
Глеб взглянул на часы:
— Как на счет ужина? Там и поболтаем.
— Отличная мысль, поужинать в компании заклятого врага мужа и по совместительству бывшего любовника!
— Ты сегодня без свиты, так что можешь себе позволить.
Бессонов поднялся и направился к выходу, приглашая меня следовать за ним. Мы покинули здание администрации через задний двор, и, погрузившись в джип, направились за город.
— Куда мы едем? — спросила я, а он, заметив тревогу в моем голосе, добродушно улыбнулся.
— В одно секретное место, думаю, тебе понравится.
Вскоре мы съехали с трассы и припарковались у небольшого двухэтажного сруба.
Мы прошли внутрь сруба, у окна стоял стол, накрытый различными яствами в стиле русской кухни, а сама комната была наполнена запахом борща, заставив желудок предательски заурчать.
— Не французский ресторан, но думаю, ты оценишь. Новые ощущения, так сказать.
— Не хватает только крепостной Польки для полного антуража.
Глеб сделал вид, что не слышал моих слов, и, устроившись за столом, спросил:
— Что ты там хотела узнать?
— Все, что узнал ты.
— Сделай одолжение, прекрати смотреть на меня, как на врага народа. Давай попробуем выстроить хотя бы дружеские отношения.
— Мне сейчас обязательно озвучивать причины, по которым наша дружба невозможна?
— Рано или поздно тебе надоест сражаться с самой собой, и ты придешь, чтобы остаться. Я подожду, Детка.
— Надо понимать так: я буду дружить, ты же словно хищник, стеречь свою добычу.
— Что-то вроде того, — Бессонов улыбнулся во все тридцать два зубы и продолжил, — А теперь, как настоящие друзья обсудим твое окружение. Двадцать пять лет назад Клим стал отцом. Матерью его ребенка был его коммерческий директор — Виктория Громова. Она была на пять лет его старше, и на тот момент ей было тридцать. Женщина была умная и амбициозная. Рождение ребенка, к сожалению, на пользу ей не пошло. Клим отстранил ее от дел, так как считал, что мальчику нужна мать, а она от скуки начала фантазировать. Все эти обстоятельства привели к развитию параноидальных идей и приступам ревности. После нескольких попыток суицида Клим определил ее в психиатрическую клинику, ребенку на тот момент было два года. Когда ему исполнилось десять, мать умерла.
— Сама? — спросила я, сама не понимая зачем.
— Восемь лет в психушке — приличный срок, даже для молодой женщины. Но если хочешь, можем смотаться в область, узнать подробности.
— Не хочу, — отрезала я и, конечно, соврала. Узнать, что там случилось с женой Клима и, особенно, нет ли у него опыта в устранении неугодных жен, очень хотелось. Но, во-первых, это не имело отношения ни к Хантеру, ни к трупу в лесу, во-вторых, если я когда-нибудь этим и займусь, то точно не в компании Глеба.
— Странно. Других женщин Клим в дом не приводил, официальные браки не заключал. Во времена своего становления в преступном мире, сына отправил в школу-интернат в область, где у мальчика была тетка, а спустя два года увез в Штаты. В Россию твой пасынок приезжал редко, чаще Клим ездил к нему сам.
— Клим говорил о каких-то наградах.
— Школа боевых искусств, спортивный разряд по стрельбе, Гарвардский университет с отличием. Все за что ни берется, заканчивается медалью или значком. Теперь ты понимаешь, почему я паникую?
— Какие-то друзья, подруги?
— Детка, я так глубоко не вникал, если тебе интересно, перешлю дело на почту, но там не за что уцепиться. Парень чист, аки святой. Его родители — это единственное пятно на его биографии.
Немного подумав, Глеб добавил:
— Правда Синицын пару дней назад говорил, что у него есть подозрения и если они подтвердятся, это будет бомба. Но я склонен думать, что он просто набивал себе цену.
Я с Бесом была не согласна, но делиться своими догадками не стала. Вероятно, Синицын что-то нарыл, и это что-то каким-то образом было связано с Максом. Тогда выходило, что Макс перерезал горло детективу, а затем разобрался с людьми отца. Представить пасынка в роли кровожадного убийцы было тяжело. Скорее всего, Хантер расправился с моей свитой, знать, не зная о находках Синицына. Иначе он нашел бы тайник раньше меня.
Закончив трапезу, Глеб предложил прогуляться по территории. Мне хотелось поскорее покинуть дом, я боялась, что он передумает меня отпускать, но и злить его не стоило, поэтому я согласилась на прогулку.
Усадьба была огромной, мы посмотрели конюшню, где, оказывается, была моя лошадь. Кобыла белой масти.
— Ее зовут Свобода, — сказал Глеб.
— Тонко. Ну, привет, значит, вот как ты выглядишь, моя свобода, — усмехнувшись, я погладила лошадь, — Я могу ее забрать? Раз это моя лошадь.
Бессонов немного замешкался, но ответил:
— Разумеется. В твоей квартире ей будет уютно.
Собственно, это была визитная карточка Глеба — все, что он для меня делал, он делал так, чтобы у меня не оставалось выбора.
Территория была очень большой, и мы, конечно, осмотрели не все. Шли и болтали обо всем и ни о чем. Глеб выглядел умиротворенным, и я на мгновение вернулась в прошлое, когда мы были счастливы и любимы. Мы вышли к большому пруду, на котором плавали два лебедя.
— Полина и Глеб, надо полагать.
Я спустилась к воде, а Бессонов, рассмеявшись, снял пиджак и набросил мне его на плечи.
— Ромео и Джульетта. Первый раз я увидел тебя в театре именно на этом спектакле. Агнесс притащилась с твоей фотографией и попросила найти киллера, а я не мог отвести глаз. Несколько дней пытался выкинуть твой образ из головы, но не смог справиться с наваждением. До сих пор не могу.
Я развернулась, чтобы пойти назад, но Глеб остался недвижим, преграждая мне путь. Подняв голову, встретилась с ним взглядом и тут же попыталась отвести свой, но не смогла. Тогда я просто закрыла глаза и почувствовала вкус его губ на своих губах. Он целовал меня нежно и осторожно, словно боялся спугнуть, а я отвечала на его поцелуи. Будто страждущие, обрётшие спасение, мы не верили в происходящее: он своему счастью, а я глупости, которую совершаю. Я с ума сходила от желания, мне хотелось послать все к черту и слиться с ним воедино, но это влекло бы за собой новый виток проблем: моя зыбкая автономия прекратилась бы в ту же секунду, что уж говорить о расследовании.
— Отойди, — сказала я, отстранившись.
— Мне кажется, это тот редкий случай, когда мы хотим одного и того же, — усмехнулся Глеб.
— Впереди лес, за спиной озеро. Я на частной территории, с человеком, одновременно желающим меня, и желающим меня убить. За мной не было слежки, и только Макс, который, кстати говоря, тоже не прочь от меня избавиться, видел, как я зашла в здание администрации. Неудивительно, что тебе кажется, — я вдруг сама осознала весь ужас своего положения. Здесь был кладезь кислорода, но я не могла вдохнуть.
Глеб поднял руки вверх:
— Я подожду, пока твой разум придет в гармонию с твоим телом.
— Они давно не могут найти компромисс, так что не стоит питать иллюзий на этот счет.
Полпути мы ехали молча, я смотрела в окно и думала о своем. Информация, которую я могла получить от самого Макса или Клима, явно не стоила таких переживаний. И логику моего поступка, я не могла объяснить себе самой. Единственное, в чем я боялась себе признаться, у меня появился повод проверить, как долго мы сможем находиться в обществе друг друга, соблюдая правила приличия.