Лежа у него на груди, я слушала стук его сердца.
— Ты воплотила мою сексуальную фантазию, — сказал он, целуя меня.
— Как же ты будешь жить без мечты?
— Мечта будет жить со мной.
Я засмеялась и подошла к бару, налила себе виски, устроившись в кресле с бокалом сказала:
— Вот какая штука выходит: я единственная, кто видел Хантера и остался жив.
— И? — Макс вопросительно вздернул брови.
— И Аркаша ростом с меня, Хантер примерно, как ты. Аркаша худощав, Хантер крепкого телосложения, а еще Аркаша не умеет стрелять, а у тебя спортивный разряд.
— Хантер мертв.
— Девичья фамилия воспитательницы, усыновившей Аркашу — Громова. Она была твоей родной теткой, видимо, с этим и связан ее переезд в США.
— Допустим.
— Думаю, Кучеров не знал, кто киллер. Он работал через брата, поэтому никого не выдал. Ты получил заказ на Малютина и деньги ты тоже получил, но вместе с Малютиным заказали Клима, а этот заказ ты выполнить не мог. Надо было обставить все так, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов, и ты придумал историю про неоплаченный заказ. У Беса на хвосте сидел киллер и ему было уже не до Клима. Теперь он сам стал мишенью. Ты следил за Кучеровым, и когда тебе в лесу попалась я, сующая везде свой нос, ты решил разыграть эту карту. Я должна была привести Беса к Аркаше, ты был рядом и всегда направлял меня, если я отклонялась от заданного маршрута. Улики, словно на блюдечке подносили одну за другой, и все они вели к Аркаше. Ты спрятал труп Кучерова в багажник, чтоб избавиться от него, откуда тебе было знать, что я угоню твою тачку. Когда Синицын вышел на тебя, ты убрал и его, а вместе с ним и людей отца, замаскировав убийство под шалость Хантера. Кого еще ребята Клима могли подпустить так близко? Ключи от офиса и флешку с информацией об Аркаше мне буквально сунули в нос. Ты успел побывать в офисе до меня, поэтому в этом документе не фигурирует фамилия твоей матери. Аркаша уже мертв, и не сможет рассказать правду. Сегодня Хантера убили не без твоей помощи. Киллер мертв, заказ не выполнен, деньги исчезли.
— Почти так. Кроме одного. Второй заказ был не на отца. Вторым заказом была ты.
Я вытаращила глаза от удивления.
— Это невозможно.
— Бес заказал тебя, и выбери он другого исполнителя, ты была бы уже мертва.
— Я не верю тебе. Бес — подонок и мерзавец, но одного он не допустит никогда: чтобы я умерла быстро, от чужой руки.
— Тем не менее. Я получил заказ, но допустил профессиональную ошибку — вступил в контакт с жертвой. Я не мог убить жену отца, я должен был убедиться лично, что это не повлечет за собой нежелательных последствий.
— Клим получил бы повод к войне, о которой грезит.
— Ты должна понимать, что после ликвидации Хантера, он может нанять другого. Ты по-прежнему в опасности.
— Не в том случае, если вернусь, под его широкое крыло.
— Но ты же не собираешься?
— Собираюсь, если это единственный способ удержать баланс.
Макс ничего не ответил. Мы провели в гостинице еще несколько часов, а потом я покинула ее через запасной выход, пообещав любить его вечно.
Как только я зашла в квартиру, увидела Клима.
— Ты доволен? — спросила я с порога, — Пришел за добавкой?
— Не ерничай, идиотка! Где ты была?! Я чуть с ума не сошел!
— Чуть не сошел с ума, не обнаружив меня истекающей кровью рядом с Хантером?
— За тебя отвечает мой сын!
— Я жива, выбралась. Даже не ранена. Так что проваливай.
Клим чертыхнулся и покинул квартиру, хлопнув дверью.
—Надо будет выставить счет за новую дверь, ни разу нормально не закрыл, — сказала я в пустоту.
Глава 13. Солнечный зайчик
Прошла неделя с момента гибели Хантера. Конечно, в квартире Аркаши нашелся целый арсенал, в том числе и винтовка из которой был убит Малютин. Следствие установило, что Аркадий Мусалов был киллером-гастролером. Ему приписали все громкие убийства последних лет. Я искренне надеялась, что правоохранительные органы перевозбудились, так как поверить в то, что Макс убил такое количество человек, не могла и не хотела.
Я сидела в полюбившемся кафе, на летней веранде, спиной к выходу, оттого не видела, как он вошел, но почувствовала его приближение спиной. Бежать было поздно, да и не хотелось. Бессонов при полном параде, сверкая своей ослепительной улыбкой, отодвинул стул и весело спросил:
— Разрешишь присоединиться?
— Не стоит, — сказала я, доедая десерт, но он сделал вид, что не слышит.
— Прекрасный день, не находишь?
«Прекрасный, чтобы умереть» — подумала я, вслух сказала, конечно, другое:
— Захотел поговорить о погоде?
— Знаешь, меня безумно радует, что ты не хватаешься за приборы и не пытаешься сбежать.
— Как думаешь, Клим даст мне развод? Да и ты вряд ли скажешь: «Полина, убирайся к черту из моей жизни, я не хочу тебя знать». Моя судьба решена, и мне осточертело с ней бороться, — развела я руками.
— Ковалева беру на себя, — его улыбка стала еще шире.
— А что взамен? Дай угадаю! Я должна приползти на коленках с тапочками в зубах и благодарно вилять хвостиком?
— Интересные фантазии живут в твоей прелестной головке, — расхохотался Глеб, — С удовольствием воплотил бы их в жизнь!
— Не сомневаюсь.
— Взамен ничего, — уже серьезно сказал он, а я удивленно подняла бровь.
— Ты может, не заметил, но я уже большая девочка и в сказки со счастливым концом давно не верю.
— Есть, конечно просьба, но вопрос с Ковалевым решен, независимо от того выполнишь ты ее или нет.
— Любопытство сгубило кошку, — усмехнулась я, а он сграбастал мою руку и совершенно серьезно продолжил:
— Детка, милая, я люблю тебя. Так сильно, ты даже не можешь себе представить.
— Идея с тапочками не так уж и плоха… Все лучше, чем выслушивать признания, человека неоднократно пытавшегося тебя убить, — я сделала попытку избежать серьезно разговора о котором буду потом жалеть.
— Я сейчас в той стадии, когда желание сделать тебя счастливой берет верх над желанием обладать тобой.
— Глеб, хватит! — я прикрыла глаза и продолжила по слогам, — Чего бы ты ни попросил, я скажу «нет».
— Неделя. Одна неделя. Ты и я. Никакого прошлого. Все с чистого листа, вплоть до знакомства, — настал мой черед смеяться, а он продолжил, — Через неделю ты решишь уйти или остаться.
— За неделю нельзя исправить то, что совершалось годами.
— Подумай, Детка. Хорошо все взвесь, прежде чем говорить «нет», даже если пройдет несколько лет, и ты вдруг поймешь, что сглупила, просто позвони.
— Нет.
Я встала, с намерением уйти, и все дальнейшее происходило, словно в замедленной съемке. Одна сторона кафе выходила на пешеходную улицу, куда народ приходил просто прогуляться. Жизнь там кипела: цветочники ходили с цветами, предлагая их влюбленным парочкам, наверняка по цене самолета, уличные музыканты пели, играя на различных инструментах, однажды я видела даже виолончель, были и художники. В общем, тут собирался весь бомонд, оттого меня, видимо и тянуло сюда. Другая же сторона заведения, где и располагался выход, попадала в тень исторического здания. К слову сказать, историческим его сделал предшественник Бессонова, с непонятной целью, хотя Глеб рассказывал, что Лопарев (наш бывший мэр) собирается сам там поселиться, но так как власть сменилась, реализовать подобное стало затруднительно, по этой причине оно и пустовало. Здание было трехэтажным, но потолки там, видимо по четыре метра высотой, потому что было оно явно выше пятиэтажки. Его украшали массивные колонны, витражные окна и две башни, каждую из которых венчали горгульи. Не надо было быть архитектором и тем более историком, чтоб понять — в этом здании исторического не больше, чем в кочане капусты. Оно представляло собой скорее сборную солянку различных стилей и эпох, может быть в этом Лопарев и видел его ценность, но Глеб не раз говорил, что «дом с горгульями», как бельмо на глазу, такого правильного слуги народа, как он. Неудивительно, что я предпочитала сидеть спиной к выходу и любоваться оживленной улицей, нежели мрачным, пустующим особняком. Кинув беглый взгляд на громадину, я увидела блики, словно солнечный зайчик прятался между башнями. Показался и исчез. «Забавно» — улыбнулась я, и тут же улыбка сползла с моего лица — «Оптика!» Я ведь сама тогда сказала: « Твой отец никогда не стоял между нами!» Наверное, если бы Макс увидел мое лицо раньше, чем нажал курок, он остановился бы. Мне так хочется думать. Что я могла сделать? Предупредить я бы не успела, толкнуть — вряд ли хватило бы сил. Бессонов сидел, улыбаясь во все тридцать два зуба, увидев, что я разворачиваюсь. Он решил, что я передумала, а я всего лишь сменила траекторию и оказалась на линии огня, закрыв его собой. Зачем я это сделала, известно одному Господу. Я видела, как улыбка исчезает с лица Глеба, и оно искажается гримасой ужаса. Он все понял, прочитал в моих глазах. В эти доли секунд мы слились воедино, он понимал все, что я хотела бы сказать, но уже не скажу никогда. А я простила ему весь пережитый с ним кошмар, он оказался ничем по сравнению со страхом потерять его навсегда, безвозвратно. Одно дело скитаться по свету и знать, что он где-то есть, ненавидеть и проклинать. Другое — рыдать возле его остывающего тела и ненавидеть уже себя. Перспектива увидеть его прямо сейчас с дыркой во лбу оказалась настолько ужасной, что я не подумала о себе совсем.