На пару шагов позади Памелы шла Роза. В каждом ее движении отражалось торжество, на лице застыла надменная ухмылка. Она тоже вошла бесшумно, в мягкой обуви, очень быстро.
Роза, сильная, решительная и наглая, уверенно направилась в мою сторону. Рядом с ней брел Гикори. Роза цепко, точно щипцами, сжимала его руку повыше локтя. Мой блестящий помощник беспомощно пошатывался: его рот и глаза были заклеены таким же непрозрачным скотчем. Руки Гикори были связаны за спиной тем же скотчем, и на ногах красовались путы из скотча.
За спиной у Гикори, поддерживая его, чтобы тот не упал, шагал букмекер Норман Оспри, скорее массивный, нежели красивый, но при этом быстрый, как компьютерный процессор. В дверях остался стоять на страже не кто иной, как Эдди Пэйн, неловко переминающийся с ноги на ногу. Эдди Пэйн старался не встречаться со мной взглядом, но добросовестно выполнял все указания Розы.
Все четверо налетчиков действовали стремительно, а я на это не рассчитывал. Все мои телохранители должны были просто бродить по улице перед магазином. Кэтрин и ее бродяге было поручено появляться здесь время от времени, как они делали обычно. И Роза со своими подручными как-то ухитрилась их обойти.
Я, как обычно, был в одной майке, так что руки, шея и часть плеч у меня оставались голыми. Жар огня, бушующего за заслонкой, был почти невыносимым для непривычного человека. Я незаметно наступил на педаль, заслонка отворилась, и горячий ветер пустыни пахнул прямо на шерстяной костюм и медленно багровеющее лицо Нормана Оспри. Букмекер рассвирепел, ринулся ко мне, толкнул меня на заслонку, но я увернулся, поставил ему подножку, и Норман Оспри рухнул на колени.
– Прекрати, ты, засранец! – рявкнула Роза на Оспри. – Сейчас нельзя его калечить! А то ты не знаешь, что, если он не сможет говорить, мы ничего не добьемся!
Роза протащила моего беспомощного помощника через мастерскую. Норман Оспри стиснул Гикори за плечи, не давая ему упасть. Гикори, спотыкаясь, пробирался вперед шаг за шагом, пока не добрался до кресла, которое я купил для Кэтрин. Тут Роза грубо развернула Гикори и толкнула, так что он упал в кресло боком, и ему пришлось поизвиваться, прежде чем он сумел развернуться и сесть нормально.
За спиной у меня слышалось прерывистое дыхание Памелы Джейн и судорожный астматический хрип Адама Форса. Насчет того, как он промахнулся с инсулином в Бристоле, Форс ничего не сказал. Он явно нуждался в своем ингаляторе, но руки у него были заняты.
– Сиди тут, малый! – злорадно сказала Роза Гикори. – Это тебя научит не совать носа, куда не просят!
И Роза снова обернулась ко мне. Гикори пытался что-то сказать, но сумел издать только протестующий писк.
– Сейчас ты отдашь все, что мне нужно, – продолжала Роза, обращаясь уже ко мне. – А то я в твоем дружке дырок напрожигаю.
– Нет! Вы не посмеете! – воскликнула Памела Джейн.
– А ты заткнись, сучонка, – оборвала ее Роза, – а то я вместо этого твою сопливую мордашку подпорчу.
Роза наступила на вделанную в пол педаль, и заслонка печи снова поднялась. Гикори был не в силах что-либо предпринять – он только глубже вдавился в кресло. Но он не мог не понимать, какой дьявольский выбор подсовывает мне Роза.
Роза же, словно читая его мысли, сказала все тем же резким тоном:
– Эй, ты, как тебя там? Гикори! Давай молись, чтобы твой начальничек не позволил тебе обжечься. Потому что я не шучу. На этот раз он мне все отдаст.
Роза взяла одну из длинных понтий и сунула ее в резервуар с расплавленным стеклом. Она проделала это довольно неуклюже, но все же было заметно, что ей когда-то доводилось наблюдать за тем, как это делал профессиональный стеклодув. Когда она вытащила понтию, на конце трубки светился шарик раскаленного стекла, и Роза покрутила понтию, чтобы не дать стеклу стечь на пол.
Увидев это, Памела Джейн застонала и пошатнулась, едва не напоровшись на иголку шприца.
– Джерард Логан! – напыщенно произнесла Роза. – На этот раз ты будешь делать то, что я скажу, прямо здесь, прямо сейчас!
Как ни странно, голос ее звучал куда менее уверенно, чем в тот вечер, когда она орала: «Сломайте ему запястья!» Я вспомнил, как Уортингтон говорил, что, если мне хоть раз удастся обыграть ее в теннисном матче жизни, она больше не решится встретиться со мной на корте. И тем не менее Роза была здесь, явно собрав в кулак всю свою волю.
Я видел, как собирался Мартин, когда ему предстояла скачка на капризной лошади. Я видел, как актеры набираются духу за кулисами, готовясь выложиться в полную мощь на сцене. Я достаточно много знал о чужом мужестве и о собственных слабостях. Но в то январское воскресенье именно растущая на глазах решимость Розы пробудила во мне внутренние силы, в которых я так нуждался.
Я следил за нею, она – за мной, и сейчас было уже неважно, что она говорит, – важно было, кто выиграет этот отчаянный поединок, ставкой в котором была гордость.
Роза опять сунула остывающий шарик стекла в резервуар и вынула его обратно подросшим. Она помахала полужидкой, раскаленной докрасна каплей и придвинула ее к более чем уязвимому месту под подбородком Гикори, так что Гикори ощутил жар. Он отчаянно отшатнулся и попытался завизжать, но скотч не давал ему открыть рот.