Так стоит ли барахтаться, снова и снова думала Хуана. Стоит ли доверять искоркам надежды, тлеющим во мраке нескончаемых угроз, которые неизменно таят в себе гибель? Разрушение все прочнее утверждается в этом мире. А город разрушает не только психику — он успешно калечит людей и физически. Размеры разрушений настолько велики, что попытки Хуаны кого-то спасти просто тонут в бескрайнем море самых простых и неотложных нужд. Но разве здешних людей в этом убедишь? Необходима поистине гигантская энергия, чтоб заставить человеческий ум обратиться к непосильным для него проблемам. Но еще труднее восстановить разрушенный рассудок. Так стоит ли возвращать к жизни людей, которых в отличие от этой вот женщины жизнь уже один раз сломала? Стоит ли нарушать их иллюзорный мир? Можно, конечно, не размышлять о жизни, а думать только о научных абстракциях — окружающая среда, способы адаптации, сравнительный анализ влияющих факторов. Особенно когда сидишь в коттедже для избранных с противомоскитными сетками на окнах и никак не сталкиваешься с обыденной жизнью, с необходимостью — нет, не просто жить, а бороться насмерть с этой самой окружающей средой. А пока у тебя нет подобного опыта, здешний мир с его чудовищными слухами и невероятными сообщениями правительственных газет кажется непонятным или просто нереальным. Однажды в газете «Отечественные новости» промелькнула заметка об аресте двух горожан, которые вышли на улицу в рубахах с изображением запыхавшихся, потных борцов и надписью сверху: «Воители».
«Наглость» — вот как на следующий день комментировала передовая статья в газете поступок этих людей. «Зачем, — вопрошала газета, — они надели такие рубахи? Чтобы с помощью непристойных рисунков, оскорбляющих весь наш народ, внести смятение в умы граждан, занятых самоотверженным трудом?»
Всякий раз, выезжая на шоссе, Хуана видела грузовики и автобусы с таинственной надписью: «ОБРА Е КО». Немного научившись говорить по-акански, она спросила, что означают эти слова. «Да ничего особенного, — ответили ей, — просто „Жизнь — это борьба“». Встречала она и другие надписи, которые казались ей совершенно невразумительными, пока она не осознала, что они — естественное порождение здешней жизни.
Она поняла смысл еще одной надписи, когда, не выдержав однообразной скуки, в которой кружилась стайка приезжих — дом, работа, бесконечные вечеринки и ночные бдения в «Звезде», куда они неизменно отправлялись после болтовни в посольствах, или в отеле «Амбассадор», воскресные дни, проведенные на берегу моря или у открытого бассейна Акосомбо, — она перестала слушать рассказы иностранцев об этой стране и принялась изучать ее сама. «СМОГ — Спаси меня, о господи!» Местный житель рассмеялся, когда она спросила, к чему такая надпись.
— Смешно, верно? — отозвался тот. Он был шофером автобуса, на котором красовались эти буквы. — У бедняка ничего нет. Вот ему и мнится, что там, в небесах, у него будет все. Там ведь рай.
Местная жизнь постепенно открывалась Хуане, и таинственные надписи обретали зловещий смысл. А иностранцы не уставали твердить о живописной самобытности этой страны. И они были правы — по-своему. Они видели только внешнюю оболочку, а лучи неистового африканского солнца могли оживить и расцветить все что угодно. Хуана, стараясь понять глубинную сущность здешней жизни, сперва удивлялась той слепоте, которая застилала глаза иностранцев. И только потом, узнав их поближе, она догадалась, что это вовсе не слепота, а нарочитое стремление ничего не видеть или намеренно не обдумывать увиденного. Страшная неустроенность местных жителей была слишком очевидной. И порой иностранцы со смехом толковали об этом, превращая кошмарную абсурдность жизни в пикантную приправу для своих скучных обедов. Но тому, кто ощущал весь этот ужас, кусок становился поперек горла; такой человек угрюмо замолкал и при первой же возможности старался уехать. В какое новое убежище от земной жизни?..
Впрочем, местные-то жители всё понимали. Однажды, выйдя из кабинета, Хуана услышала спор медсестры Пейшенс с ассистентом новой лаборатории психиатрии. Ассистент — его звали Букари — только что, видимо, сравнил больных психиатрического отделения с рыбами, выкинутыми из воды. Когда Хуана открыла дверь, говорила Пейшенс:
— Сами и виноваты. Чем они занимаются? Ищут себе приключений.
Ее реплика поразила Хуану.