— Жуткое стихотворение, — проговорил он так неожиданно, что она вздрогнула.
— Почему ты об этом сейчас вспомнил?
— Море.
— О чем ты толкуешь, Баако?
— Есть у нас одно предание — о Морской Деве и Певце. Вот она его и переиначила на свой лад.
— А про что оно, это предание?
— Певец приходит к морю и начинает настраивать… сейчас рассказывают, что, дескать, гитару. Он очень одинок, и он поет о своем одиночестве. Вдруг из моря выходит чудная богиня и тут же, на берегу, они предаются любви. А потом она возвращается в море и появляется редко, очень редко, и только в заранее назначенные дни. Это тяжкое испытание для Певца. Он не может жить без возлюбленной, разлука медленно убивает его. Но именно из-за разлуки он поет прекрасней, чем когда бы то ни было. Теперь он изведал истинное одиночество, и любовь, и могущество, и ужас перед тем, что однажды богиня не выйдет на берег. Певец становится знаменитым, но его все время мучает страх, и после любовных ночей у моря, когда богиня уходит, нет на земле человека несчастнее…
— Какая красивая легенда!
— Да, мифы здесь хороши. Только вот их современное воплощение… — Он не договорил, и его голос умер в ночной тишине.
Глава шестая
Спаситель
Они ехали на запад и, миновав Сению, решили остановиться у полускрытой холмами бухты. Молча раздевшись, они вышли из машины в купальных костюмах. Хуана машинально подняла стекла, потом оглянулась и увидела, что Баако медленно бредет к морю и что на согнутой правой руке он несет зеленое одеяло, всегда лежащее в багажнике, в левой держит журнал, а вокруг шеи у него обмотано радужное большое и очень пушистое на вид полотенце. Она догнала его и спросила:
— Надеюсь, ты не собираешься читать?
— Он понадобится нам обоим, — ответил Баако необычайно серьезно.
— Ты так думаешь? — Она пощекотала его пальцем между ребер, но он не засмеялся, как обычно, а лишь неловко и мимолетно улыбнулся, пристально вглядываясь в ее лицо.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет, — сказал он. — А почему ты спрашиваешь?
— У тебя какой-то… озабоченный вид.
Вместо ответа он свернул журнал в трубочку, сунул его под мышку и, доверчиво, как маленький, взяв за руку, повел ее к берегу. Неподалеку от полосы прибоя он разжал пальцы, чтобы расстелить одеяло, и она легла на спину, а он нерешительно остановился рядом, загораживая от нее солнце и глядя в сторону, словно ему не давала покоя — и, быть может, уже давно — какая-то назойливая мысль. Вскоре она почувствовала жар песка даже сквозь толстое одеяло, и как раз в это время Баако чуть повернулся, так что солнечные лучи брызнули ей в лицо, заставив поспешно зажмуриться. Все еще чувствуя боль в глазах, она перевернулась на живот и прижалась к приятно горячему одеялу, а когда боль прошла, приоткрыла веки и увидела, что слева от нее лежит журнал. Там, где на него не падала тень Баако, глянцевая обложка ослепительно блестела, и Хуана, раскрыв журнал, положила его так, чтобы затенить своей головой, и неприятный слепящий блеск угас. Баако промолчал, хотя получилось, что именно она занялась журналом. Он просто сел рядом с ней, и через некоторое время она ощутила его пальцы на своем бедре, в том месте, где кончались купальные трусики. Это прикосновение, бережное и легкое, навело ее на мысль о чутких пальцах слепца. Пальцы неспешно пробежались по ее ноге до самой стопы, а когда Баако ногтями притронулся к подошве, Хуану охватила секундная щекотная дрожь; пальцы на мгновение замерли и поползли обратно. Хуане внезапно стало очень жарко, и пальцы, словно скользя по выступившей испарине, ускорили свое легкое движение. Но, видимо, Баако передалась ее обессиливающая истома, потому что он убрал руку и просто лег с ней рядом. Краешком глаза она видела его лицо, но ей не хотелось поворачивать голову, и через несколько минут он приподнялся и поцеловал ее в шею, и поцелуй был таким долгим, что ей стало больно, и она легонько оттолкнула его.
— Больно же, — сказала она.
— Прости. Я не нарочно.
— Господи, какая жара.
Ее засасывало ленивое бессилие, она закрыла глаза, повернулась на спину, вяло досадуя на неистовость предвечернего солнца… и услышала голос Баако:
— Пойдем?
Она с трудом разлепила отяжелевшие веки — Баако стоял у ее ног, улыбался и протягивал ей руку. Она подняла свою, он помог ей встать, и она ступила на обжигающий подошвы песок. Но Баако, не выпуская ее руки, быстро побежал к морю, и бежать было не так горячо. Дно оказалось очень пологим, и они долго шли по колено в воде, а потом вдруг провалились в яму, где вода, при волне, доходила ей до подбородка. На другой стороне ямы ей было по грудь.