СИЛЬВИЯ: Там, в Германии. Старых бородатых мужчин!
ХАРРИЕТ: Ну, и почему тебя это так сильно волнует? Тебе-то что за дело?
СИЛЬВИЯ: (небольшая пауза; взгляд внутрь себя). Не знаю…
Маленькая пауза.
Помнишь дедушку? Его очки с погнутыми дужками. Один из этих стариков из газеты как две капли воды похож на него, и очки точно такие же, в проволочной оправе. Это не идет у меня из головы. Двое стариков на коленях на тротуаре. И пятнадцать или двадцать человек стоят вокруг и смеются над тем, как они скребут зубными щетками. На фото три женщины: воротники их пальто подняты — видно, было холодно…
ХАРРИЕТ: А почему они заставляют их скрести зубными щетками?
СИЛЬВИЯ: (гневно). Чтобы их унизить, чтобы сделать их смешными!
ХАРРИЕТ: О-о!
СИЛЬВИЯ: И почему ты такая… такая… (Она умолкает, прежде чем перейти грань дозволенного). Пожалуйста, Харриет, оставь меня одну, хорошо?
ХАРРИЕТ: Но это не нормально. Мюррей тоже так говорит. Вчера вечером он пришел домой и сказал: «Она должна перестать вечно думать об этих немцах». А ты знаешь, он так интересуется последними новостями.
Сильвия неотрывно смотрит в одну точку.
Я посмотрю уток, если мне не понравится — возьму котлеты. Могу я чем-то еще тебе помочь?
СИЛЬВИЯ: Спасибо. Мне ничего не надо.
ХАРРИЕТ: Тогда я пошла. (Уходит в глубину сцены).
СИЛЬВИЯ: Хорошо.
Сильвия вновь погружается в газету. Харриет какое-то время озабоченно смотрит на нее, не привлекая внимания Сильвии, и потом уходит. Сильвия переворачивает страницу, сосредоточенно читая. Вдруг она испуганно оборачивается: позади стоит Филипп. В руках у него небольшой бумажный пакет.
Ой! Я не слышала, как ты вошел.
ГЕЛЬБУРГ: А я на цыпочках, думал, может, ты задремала… (Со своей мрачной улыбкой.) Вот, принес тебе маринованных огурчиков.
СИЛЬВИЯ: Ой, как это мило! Ну, я попозже. А ты съешь один.
ГЕЛЬБУРГ: Не сейчас. (Смущенно, но решившись.) Я случайно зашел к Гринбергу на Флэтбуш-Авеню и тогда вдруг вспомнил, как ты всегда ела их с удовольствием. Помнишь?
СИЛЬВИЯ: Спасибо, это так трогательно с твоей стороны. А что ты делал на Флэтбуш-Авеню?
ГЕЛЬБУРГ: Да там участок напротив «A&S». Вероятно, я должен буду требовать погашения закладной.
СИЛЬВИЯ: Ой, как жалко. А там приятные люди?
ГЕЛЬБУРГ: (пожав плечами). Люди как люди. Я уже два раза продлевал, но они ничего не смогут… тут ничего нет. (Он постучал себя по виску.)
СИЛЬВИЯ: А почему ты так рано?
ГЕЛЬБУРГ: Беспокоился о тебе. Врач был?
СИЛЬВИЯ: Он звонил. Заключение у него уже есть, но он хочет прийти завтра, когда у него будет больше времени. Он и в самом деле очень приятный.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, а как сегодня?
СИЛЬВИЯ: Не волнуйся, очень жаль, но…
ГЕЛЬБУРГ: Скоро тебе станет лучше. — Ой! У меня же письмо от нашего капитана! (Достает письмо из кармана пиджака.)
СИЛЬВИЯ: От Жерома?
ГЕЛЬБУРГ: (полный гордости). Почитай. (Особо широкая вычурная улыбка). Твой сын. Генерал Маккарти дважды беседовал с ним.
СИЛЬВИЯ: В форте Силл?
ГЕЛЬБУРГ: Это в Оклахоме. Он должен сделать доклады об артиллерии! В форте Силл! Там находятся все эксперты.
Она непонимающе смотрит на него.
Это как если бы пригласили в Ватикан прочитать Папе лекцию на религиозную тему.
СИЛЬВИЯ: Надо же! (Складывает письмо и возвращает его.)
ГЕЛЬБУРГ: (старается не выглядеть рассерженным). Не понимаю тебя.
СИЛЬВИЯ: Почему? Я рада за него.
ГЕЛЬБУРГ: По тебе не видно.
СИЛЬВИЯ: Я никогда с этим не свыкнусь. Ну кто идет в армию? Мужчины, которые ничего другого не умеют.
ГЕЛЬБУРГ: Я хотел показать людям, что еврей может быть не только адвокатом, врачом или бизнесменом.
СИЛЬВИЯ: Отлично, но почему именно Жером?
ГЕЛЬБУРГ: Для еврейского юноши большая честь отправиться в Вестпойнт. Без связей мистера Кейза ему бы туда никогда не попасть. Он может стать первым генералом — евреем в армии Соединенных Штатов. И тебе не важно быть матерью такого человека?