— Слушай, зачем тебе месть, когда можно взять деньги? — попыталась я воззвать к Диминой жадности.
— Ты знаешь, я об этом думал. Деньги бы мне не помешали, но месть… месть нужнее.
— С деньгами можно уехать. Далеко. Тебя не найдут.
— Я всю жизнь буду прятаться, а ты спокойно жить?
— Почему — спокойно? Разве ты уже мало сделал? Сергей может и не очнётся, — сказать это было сложно, но мне нужно не просто сказать, но и убедить в этом Диму, — или очнется инвалидом.
— Или нормальным человеком. И потом, — он покрутил пистолет в руках, будто тот был игрушечным, — ты же со своими знакомствами, блатом и деньгами все равно своего деда в себя приведешь, а так… так ты будешь жить с осознанием, что он погиб из-за тебя.
— Неправда!
— Правда. Не полез бы тебя выкупать — был бы жив. Да вообще если бы с тобой не связался, был бы жив. Писал бы музычку свою тихонько сейчас.
— Тебе так нужно, чтобы я была одна? — веревка понемногу поддавалась.
— Мне нужно, чтобы ты поняла, что натворила.
— Я? А что ты натворил?!
— Отдал долг, — Дима пожал плечами, — ну трахнули тебя пару раз, что из этого трагедию делать было?
— Как я в тебе этого не видела раньше? Ты же не человек, ты действительно клоп!
— Не я такой, жизнь такая. Зачем ты мне наркоту подбросила? На меня ничего не было, отпустили бы.
— Вот поэтому и подбросила. Ты действительно думаешь, что тебе это всё с рук сойдет в этот раз? У меня камеры, ты на них уже засветился.
— Хорошо, что сказала — прежде, чем уйти, почищу все.
— Шура, какого у тебя все нараспашку? — донеслось из прихожей.
— Лёша, стой! — заорала я, понимая что у Димы пистолет, а Лёшку он ненавидит ровно столько же, как и меня. Но когда Ольшанский меня слушал?
— Ольшанский, — Дима расплылся в улыбке, — удача-то какая!
— И тебе не кашлять, — появился на пороге кухни Лешка.
У Лехи руки в карманах, он не делает лишних движений, просто стоит и смотрит на Диму. Что-то не так. В позе Лешкиной, в поведении. Что у него в кармане?
— Руки подними, — Дима тоже что-то понял.
Надо что-то же делать. А что я сделаю со связанными руками? Хотя…
Я дернулась, стул громыхнул, Дима обернулся ко мне, отвлёкся. Лешка резким движением достал из кармана пистолет — мой, он явно его подобрал, когда шел к кухне, Дима не догадался поднять, когда выбил у меня из рук, и навел на Диму. Леха — придурок… я думала хватит ума выбить у Димы пистолет — Лешка крупнее и умеет драться, у него были все шансы просто положить Диму мордой в пол и вызвать охрану. Да, в аэропорт мы уже не успеем, но ведь можно позвонить! Объяснить, предупредить и вылет отменят!
А теперь они стоят направив друг на друга оружие. И кто кого совсем не ясно. У Димы хватит желания отомстить, чтобы пристрелить Лёшку на моих глазах.
— Лёша… — вздохнула я.
— Шур, помолчи.
Почему все опять как в плохом сериале?
— Дурака не валяй, — вкрадчиво посоветовал Дима, — тебя я давно грохнуть мечтаю.
— Взаимно.
— Самолёт взлетит, Лешка! Сережа не переживет, понимаешь?!
— Не переживет, — согласился Дима, — и не ори, все равно вы ничего уже не сделаете. В спасателя поиграть не получится, — это уже Лёшке.
— Это мы посмотрим.
Я наконец высвободилась из веревок, содрав кожу на запястьях, поднялась, еще не понимая до конца, что нужно сделать, и… выстрел. Друг немного постоял, растерянно глядя на Диму и медленно осел на пол. Я бросилась к нему, упала на колени, стараясь найти пульс.
И в этот момент пискнули часы. Ровно восемь. Самолёт взлетел, я не успела. Снова не успела!
— Отошла от него!
Точно, я же не одна. За моей спиной стоит человек, который второй раз разрушил мою жизнь. Так зачем мне за нее цепляться? Какой в ней теперь смысл?
Я не была хладнокровной, я была на грани истерики и это было видно, но… мне хватило чего-то, для того, чтобы поднять пистолет, выпавший из Лешкиной руки, встать и направить ствол на Диму. Ненависти, что ли? Или отчаяния?
— Не выстрелишь. Зачем тебе теперь? Сереженька-то того.
— Действительно, — согласилась я, голос срывался, — терять-то уже нечего.
Нажать на курок оказалось неожиданно легко. Наверное, потому, что я в этот момент от всей души желала бывшему жениху сдохнуть.
Я всадила ему в грудь всю обойму. Он упал после первого выстрела, казалось, даже удивиться или испугаться не успел. Дальше я расстреливала уже мертвого человека, испытывая какое-то болезненное удовлетворение, от того, как вздрагивает его тело при попадании пули.