— Кололи что-то? — спросила фельдшер.
— Нет, я знаю, что нельзя. Куда его?
— В восьмую, ближе всего.
— Можно я с ним? — спросила Дашка.
— С нами поедешь, — Сергей развернул ее за плечи в сторону своего кроссовера, — давайте обе в машину.
— Как это получилось? — спросил Топольский, выруливая из двора следом за Скорой.
— Не знаю. Андрей должен был нас дождаться у подъезда, но когда мы подошли он уже…
— Ольшанскому звонила?
— Не успела, — я перехватила его взгляд в зеркале заднего вида и меня чуть отпустило. Все будет хорошо. Нельзя думать о плохом.
— Набери. Хотя Скорая все равно в полицию сообщит, но лучше напрямую.
Лешкин отец поднял трубку почти сразу, выслушал меня, задал несколько коротких вопросов и отключился. Дашка, все пытавшаяся услышать, что отвечает мне старший Ольшанский, шмыгнула носом.
— Обещал приехать. Даш, все будет хорошо, ты не бойся, — я сжала узкую ладошку, — мы с тобой.
— Саш, он же выживет? — Дашка смотрит на меня, как будто я точно знаю ответ.
— Выживет, Андрюшка сильный. Все будет хорошо, Даш.
Ждать около операционной нас почему-то не хотели пускать, но тут я оценила все обаяние Топольского — ему хватило буквально пять минут побеседовать со строгой женщиной в хирургической робе, чтоб она нас пропустила и даже подсказала, что в конце коридора есть умывальник. Последнее я сначала не поняла, пока не посмотрела на свои руки, а потом и на джинсы. Ясно почему Дашка так старательно отводит глаза — я вся в крови Андрея.
— Посидишь? — спросила я девочку, когда мы поднялись на нужный этаж, — я умоюсь.
— Можно я с тобой?
— Я с тобой побуду, — Топольский приобнял Дашку за плечи, — посиди, вдруг нам скажут что-то? — он посмотрел поверх Дашкиной головы и едва заметно кивнул.
Закрыв за собой дверь санузел, я глубоко вдохнула и постаралась как можно медленнее выдохнуть. Мне нельзя плакать, у меня Дашка, которой дико страшно, если я сейчас разревусь или раскисну, будет только хуже. Я обязательно выревусь потом, когда мелкая не будет видеть, а пока нельзя. Как бы мне не было жутко за Андрея, нельзя.
Я посмотрела на себя в мутное зеркало, где амальгама пошла трещинами. Да, интерьер, конечно… как-то только будет можно, надо перевести Андрея куда-нибудь в частную клинику. Я верю, что здесь отличные врачи, но мне будет спокойнее, если поправляться он будет в комфорте. Тем более, что обеспечить этот комфорт я в состоянии.
Главное, чтоб спасли.
Кое как я привела себя в порядок — смыла кровь с рук, собрала волосы в хвост, подумала, сняла рубашку и выбросила в мусорное ведро, майка под ней, почему-то пострадала гораздо меньше. Надо попросить Сергея принести плед из машины, прикрыть испачканную одежду, чтоб Дашка лишний раз не видела.
На звонок телефона я ответила автоматически.
— Что случилось? — спросила Надя, услышав мое просевшее “Да”.
— Андрей, — я сглотнула колючий ком.
— Что? — у Надюшки тоже голос изменился, — Жив?
— Да, операция идёт. Его у подъезда ножом ударили, я буквально пару минут не успела.
— Господи… — прошептала Надя, — Саш, ты бы и не сделала ничего. Дашка?
— Со мной.
— Видела? — ахнула подруга, — Бедный ребёнок.
— Надюш, ты прости, я пойду узнаю, вдруг операция кончилась.
— Позвони, ладно? Я Лешке напишу, он час назад онлайн был.
— Кто ему телефон дал?
— Кто его знает. Саш, позвони потом обязательно. И, если что, я с Дашкой побуду.
— Она пока со мной. Но спасибо, Надь.
Выйдя в коридор, увидела, как по лестнице поднимается дядя Игорь.
— Здравствуй, — обнял меня старший Ольшанский, — ты как?
— Нормально. Дашка перепугалась.
— Это понятно, — понимающе кивнул он, — Что-то-то видели?
— Нет, я подошла Андрей уже… один был. Навстречу никто не шел, двор проходной, камеры должны быть у аптеки.
— Сейчас следователь приедет — сама понимаешь, это не шутки уже, расскажешь ему под протокол.
— Даша несовершеннолетняя, ее только со мной.
— Конечно. Проводишь?
— Пойдемте. Дядя Игорь…
— Нет, пока ничего. Эксперт работает, но это не быстро. Только уже понятно, что откопали не Диму.
— Да. Я боюсь в это до конца поверить, но сначала Лешка, потом Андрей… Хорошо что Надя уехала.
— Да, только вы с Сергеем на виду, — дядя Игорь поморщился, — надо с этим решить что-то. Пойдем, Сашуль.
Дальше была беседа со следователем. Профессионал он может и хороший, но черствый сухарь. Не могу никого осуждать, это профдеформация, но для Дашки я бы предпочла другого собеседника.