Я не могла пожелать другу более подходящей девушки. Спокойная, тихая, рассудительная Лиза была очень похожа на Андрюшку. Я украдкой подглядывала за их отношениями, когда заезжала в гости и от всей души была рада за Андрея.
Про Надю мы старались не говорить. Это оказалось внезапно просто — был человек в твоей жизни и его не стало — будто ластиком стерли, и никто о нем не помнит.
Когда исполнился ровно месяц, как Сережа в коме, мне позвонил нотариус.
— Лишина Александра Алексеевна?
— Да.
— Меня зовут Яков Михайлович Ясенев. Я нотариус Сергея Георгиевича Топольского.
— Я не совсем понимаю…
— Сергей Георгиевич просил вам кое-что передать. Вам удобно подъехать сегодня?
— В течении часа устроит? — спросила я, посмотрев на часы.
Нотариальная контора была в тихом центре, в старом доме с высокими потолками и широкими каменными лестницами.
— Александра Алексеевна, — поднявшийся мне на встречу из-за массивного дубового стола мужчина не спрашивал, а утверждал.
— Да, а как вы…
— У Сергея всегда был хороший вкус на женщин.
— Странный комплимент, — я села и почти утонула в мягком кресле.
— Теряю сноровку. Александра Алексеевна, вот, — он подвинул ко мне два конверта — один толстый, второй совсем тонкий и бархатную коробочку.
— Вы знаете, что там, — кивнула я на конверты.
— Сергей говорил, что в письме все объяснит, это в том, что поменьше, но если хотите, я могу на словах.
— Хочу. Я действительно не понимаю, что происходит.
— Сергей приехал месяц назад, в попыхах, очень быстро, спросил меня, можно ли оформить одновременно завещание и что-то на случай недееспособности. Я предложил доверенность. Собственно, в этом конверте они и есть — на машину, на песни и на половину студии.
— А я тут при чем?
— Доверенности на вас.
Меня как пыльным мешком ударили. На меня?
— Я уже сказал, есть еще завещание. Вообще это нарушение, но Сергей разрешил вам сказать, если спросите — там мало что отличается. Квартира и счета родителям, машина и интеллектуальная собственность вам.
— Почему он так решил?
— Не знаю — нотариус развел руками, — возможно, в письме есть объяснение.
Я взяла тонкий конверт, распечатала, развернула сложенный вдвое лист бумаги и поняла, что здесь читать не смогу. Не при чужом человеке.
— Вы меня извините, но, — я поднялась.
— Конечно-конечно. Если что-то будет нужно, звоните, я подскажу.
Выйдя из конторы, я положила конверты и коробочку на пассажирское сидение и в нерешительности постояла у машины. Мне нужно было побыть одной. Я почти уверенна, что это письмо ударит по всем больным местам и мне нужно это пережить одной. Если я буду плакать, я хочу делать это искренне, без чужого сочувствия.
Подумала, открыла бардачок и переложила в карман плаща связку ключей от Сережиной квартиры. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне кажется, что так будет лучше.
По дороге пришлось заехать в супермаркет, потому что у Топольского никогда нет ничего кроме коньяка, а я совсем не уверенна, что смогу отважиться на это письмо без наркоза.
Квартира была пустой и осиротевшей. Ничего в ней не изменилось, все вещи на своих местах, вот, даже толстовка так и осталась лежать на спинке кресла — никто не убрал, но что-то, что делала ее домом, исчезло.
Сергей делал ее домом, вот и все. А теперь это просто кирпичная коробка с его вещами.
Я прошла на кухню, поставила на стол купленную по дороге бутылку виски, достала из шкафа низкий бокал.
Сейчас мне будет больно. Очень больно. Но это как с свидание с ним — короткое, неполноценное, но свидание. И на трезвую голову я этого не переживу — буду рыдать до хрипоты, пока не перестану соображать от боли и отчаяния.
Лёд в холодильнике нашелся. Почему-то никто не доломался выключить холодильник — он так и стоял пустой, но работал.
— Так и спиться недолго, — усмехнулась я, наливая виски в стакан, — а женский алкоголизм не лечится.
На письмо я отважилась не сразу, только когда в голове защемило, а чувства немного притупилась.
Обычный лист офисной бумаги исписанный ровным острым подчерком.
Хорошая моя, я совершенно не знаю, что пишут в таких письмах, но, почему-то, чувствую, что нужно тебе его оставить. Будет замечательно, если уже послезавтра я заберу его у Яши и сожгу к чертовой матери, но несли все пойдет не так, я хочу что-то сказать напоследок.
Санечка, я не знаю, что сейчас со мной. Может меня уже и нет совсем, может я просто тело и совсем не я. Но ты не вини себя ни в чем, ладно? Ты точно в этом не виновата, все что я делал, я делал сам.