Я перечитала абзац ещё раз и похолодела. То есть он с самого начала был готов не вернуться. Хотя, я должна была это понять еще у нотариуса — есть ведь завещание.
Там конверт. В нем доверенность на машину и права на песни. Это твое. Делай, что посчитаешь нужным, я тебе верю.
Веришь… А зачем мне все это без тебя, Сереж? Зачем что-то без тебя, вообще?
Самое сложное, Саш. Яша передал тебе, посмотри, если еще не смотрела. Я хотел, чтоб колечко было обручальным. Сейчас ты не станешь на меня ворчать что рано и я тороплюсь, правда? Мне все кажется, что не успеваю и если ты это читаешь, значит, не успел.
Я открыла крышку — кольцо, очень изящное, тонкое, из белого металла с россыпью зелено-синих камней и такой же кулон.
Посмотрела? Я помню, что ты не любишь золото — это платина. А александрит мне просто показался символичным, но, оказывается, его нельзя носить без пары, ты знала?
Не знала, Сереж. Я и про твои планы-то только догадывалась.
Хорошая моя, живи. За себя и за того парня — живи за обоих. Ты замечательная, ты должна жить, понимаешь? Да, будет больно, очень больно. Прости меня за это. Но боль не вечная, она потом притупится, я тебе обещаю.
Сашка, прости, но я должен это написать. Обещай мне, если тебе встретить человек, которого ты сможешь полюбить, то ты попытаешься жить обычной жизнью. Попытаешься быть счастливой. Ты сможешь, я знаю, ты это заслужила. Не надо меня канонизировать, хорошо? Просто живи, у тебя на это еще много времени.
Слезы я уже не вытирала, они просто катились по лицу, некрасиво капая с подбородка.
Знаешь, Санечка, я совсем не верю в загробный мир, но, если там что-то есть и мы встретимся, я уверен, я тебя узнаю.
Ты лучшее, что было в моей жизни. Люблю.
Я рыдала в голос, закрыв лицо руками и судорожно всхлипывая. Никакой алкоголь не смог бы справится с тем, что на меня сейчас навалилось. Я рыдала с каким-то садистским удовольствием, за весь тот месяц упрямой борьбы и поисков выхода. За каждую бессонную ночь. Больно. Почему так невыносимо больно и совсем не становится легче?
За что? За что нам вот это все? За то, что просто хотели быть счастливыми?
Полностью разбитой я доползла до дивана, завернулись в его толстовку и свернулась калачиком. Как банально, но толстовка до сих пор им пахнет. От этого должно быть больнее, но сейчас наоборот, чуточку легче и если закрыть глаза, то кажется, что он рядом.
Я проснулась очень рано, как будто кто-то толкнул. Или как будто кто-то на меня смотрел?
Квартира пустая, на телефоне ничего, так что звук сообщения тоже разбудить меня не мог. Чертовщина какая-то.
Я села, удивительно, но голова не раскалывалась и из всех симптомов похмелья только дикий сушняк.
Чертовщина. А ведь это не первый такой случай. Как-то много у меня этой чертовщины в последнее время. Какие-то мелочи, несерьёзные, но есть ведь. Ладно, я об этом обязательно подумаю потом.
Пока шумел закипая чайник, я смотрела в окно и думала, что надо съездить в Луговое, забрать оттуда теплые вещи. Осень наступила очень быстро и была холодной, в плаще я жутко мерзла, но никак не могла найти времени съездить домой. Сейчас у меня есть и время, и желание побыть одной и пережить все вчерашнее до конца. Да, наверное, так будет правильно. А еще надо подумать о том, чтобы снять квартиру в городе, с собакой это будет не просто, но и жить у Лешки уже неприлично, а уж вешать на него выгул Зеты, как вчера, вовсе свинство. Зато с Майбахом у Лешки случилась внезапная любовь и, видимо, кот останется у него.
Луговое встретило меня тишиной и запустением. Смотреть на любимый дом таким у меня не было сил.
Я прошла в тех помещение, включила отопление и вымерзший дом стал потихоньку наполняться теплом. Как будто оживать. Нет, никакую квартиру я не стану снимать, я вернусь к себе, домой. У меня есть дом, а я совсем об этом забыла. Если Дима действительно где-то рядом и попытается меня убить, что вряд ли, я его просто пристрелю как бешеную собаку. Я ради этого даже спать с пистолетом под подушкой буду.
Завтра нужно пригласить клининг и дворника — весь двор в листьях, дорожек не видно.
Зачем-то прошлась по дому, заглянула в каждую комнату. В своей задержалась у стола — на нем в простой деревянной рамке стояла фотография. Я сама ее туда поставила, тогда это казалось милым — то и дело натыкаться на нее взглядом и улыбаться.
Черногория. Если бы я знала, что случится через месяц… а там, в этой фотографии, мне хорошо. Я счастлива. Я хорошо помню и этот ветер с моря, и улыбчивого фотографа с пирса, и Сережины глаза. Как он на меня тогда смотрел…