1985
Труба (Минометчик)
Сашка — богач. Отвалили сполна
Воину за заслуги.
Не до слюнтяйства — война как война.
Сашка — из-под Калуги.
Он и не хнычет. Расчет как расчет,
Сашке не до вопросов,
Нужен в горах его миномет —
«Поднос» у духов под носом.
Вот и несет он, сдыхая, плиту…
Жар — даже кости ломит,
Сашку не сломят. На высоту
Он доползет и в коме.
Надо. И пусть нет во фляге на пот,
Сгустками кровь в аорте,
Он не умеет летать — ползет,
Ношей согбенный чертик.
И не до ангелов, и не до крыл,
Адово — все по штату…
Сколько же не человечьих сил
Выдано Сашке по блату?
Он бы и умер давно, но дойдет…
Выживет, знай «афганца»!
Знают. И выдадут. Под расчет.
Чеками. Девять двадцать…
84-86
Как крохи собирают по скатерке,
Я в памяти события ищу…
Мной на подкладке вытравлен был хлоркой
Двух юных дат отчаянный прищур.
Как будто время прятал впрок и в «нычку»,
Теперь — верни, теперь — поди, достань…
Вспять — двадцать пять, сопит он, стиснув спичку,
Теперешний афганский ветеран.
Пронзить бы кипу лет навылет взором,
Подшиву белой ниткой прикусить,
Вдохнуть тот миг, пропахший белым хлором,
И Костю — замкомвзвода — воскресить…
Сопение над первой цифрой — «восемь»…
Неровной вышла циферка — скривил, —
Славна была в тот год златая осень
С оттенком броским Спаса на крови…
В подвале медсанчасти много хлора —
Весь пол усыпан. Хлорка словно снег.
А на снегу — убитые. Их трое.
Им больше не поможет оберег…
Вторая цифра поровней — «четыре»…
Предтеча мест у черта на рогах, —
Мы в те места известные сходили,
Хотя нас и не звал туда аллах,
А мы о том аллаха не просили…
Восьмерка — третья цифра — тот же хлор.
«Восьмеркой» вертолет мы окрестили,
Но это, Брат, отдельный разговор…
И шесть. В последней цифре много яда —
«Шестерка», «сука», «дьявол»… зло и месть…
Иудством испытанье после ада,
Чтоб правильно понять, что значит честь…
От спичек коробок и горстка хлорки,
Огрызком спички росчерк по судьбе…
Две крохи-даты с жизненной скатерки…
Испытано. Афганом. На себе.
За камнем
Не царапай мою щеку, божия букашка!
Мне сейчас не до тебя, не ко времени,
Видишь, даже автомат раскален до плашки,
И посвистывает смерть рядом с теменем.
Не заигрывай со мною, небо синеоко,
Не до игрищ-переглядок, не до ладушек,
Вон о камень, что у локтя, пули в цокот,
Весь поранили, поди, нежный камушек…
Нежным камушек зову этот я по праву, —
Ведь за камушком за этим сам изнежился,
Кабы жгут, — перетянуть ногу праву, —
Отступилась бы тогда мигом нежить вся…
Ты, травинушка, склонися не за ветром вешним,
А за выдохом моим обессиленным,
Пусть першит, пусть ковыряет в горле грубой пешней
Этот воздух…стон души…сотворенный жилами…
Мне бы силы от земли, не дает — чужая вся,
Мне б росинку от травы — до остей иссохшая…
Мне бы облачко, да тень мертвеца пугается…
Лишь букашке нужен стал вполовину сдохший я…
Не царапай мою щеку, божия букашка!
Час не ровен, раздавлю тебя пальцами…
Слышу: Вроде бы живой, родился в рубашке…
Жизнь пришла. Прошу, возьми постояльцем… А?..