— Я здесь не для развлечений, — холодно ответил Михаил. — Клэр сильно пострадала, и еще, кажется, привлекла внимание общества Орлеанского.
— Приходилось сталкиваться, да. Анна… Они убили её лет пять или семь назад. Вижу, ты удивлен, хоть и не опечален. Что ж, ты знал ее совсем мало, — хозяйка странного дома вздохнула. — Анна сильно сдала за последние годы, и не была осторожна. Так что я даже не слишком виню смертных.
— А Герман?
— Старик все так же прячется от всего мира, и даже меня не желает видеть, хотя мы с ним одного рода. Он почти не питается, и все время спит в своем ужасном склепе. Кто вообще может хотеть поселится в склепе?! Думаю, что когда-нибудь я приду к нему, а он даже не отзовется… Но ты ведь спрашиваешь у меня не потому, что беспокоишься за здоровье Германа? Иначе бы зашёл раньше.
— Как я и сказал, Клэр пострадала. На неё напал кто-то из высших, едва не разорвал горло и сильно повредил разум. Поэтому я хотел бы знать, кто ещё из высших в Париже.
— Если кто-то и прибыл, то несчастную одинокую Вирджинию так и не навестил.
— Вирджиния? — Михаил фыркнул. — Вот как ты себя называешь сейчас? Я предпочел бы общаться с Луи.
— Не все желания сбываются, дорогуша, — почти пропела эта странная женщина.
Шуршание юбок, запах жасмина усилился и я почувствовала прохладное прикосновение к своей щеке.
— Клэр, значит… Хорошенькая, и пахнет приятно. Но я никогда не видела, чтобы ты заботился так о ком-либо. И так смотрел… Я ревную, Мишель. И завидую тоже. Значит ли это…
— Да. И я прошу тебя стать свидетелем. Не хочу тянуть с обращением.
— Ах, мой мальчик вырос и хочет жениться! — воскликнула незнакомка. — С превеликим удовольствием. Но так полагаю, твоя мать не в курсе? Она будет недовольна. К тому же, подозреваю, твоя девочка из простых. А Ракоци всегда стремились укрепить свою власть, связи и богатство. Впрочем, как и все из нас, кроме таких отщепенцев, как я.
— Что ж, матери придётся принять мой выбор. Потому что я не собираюсь потакать её прихотям, связывая себя с женщиной, что мне не подходит, лишь ради амбиций. И Луи — ты не отщепенец, — уже более мягко, почти сочувственно сказал Михаил. — Ведь как и ты никогда и не отказывал мне в помощи, так и я всегда готов был поддержать тебя.
— И поддерживал, несмотря на то, что наши семьи давно враждуют. Поэтому я так и люблю тебя, Мишель. Но давай ты будешь все же звать меня Вирджинией? Так тошно слышать это глупое имя — «Луи»!
Любопытство столь сильно, что я усилием воли разлепила веки, чтобы встретиться со взглядом глубоко-посаженных голубых глаз. И пусть даже я плохо понимала, что со мной происходит, сомнений не было.
Передо мной был мужчина в женском платье. Очень красивый и юный, с тонкими чертами лица, гладкой бархатной кожей и распущенными и завитыми волосами, спадающими на плечи и грудь. Но художников, привыкших подмечать нюансы, сложно обмануть. Подбородок был тщательно выбрит, даже легкий пушок, бывающий и у детей, и у женщин, а над красивым шелковым бантом на ее выпирал кадык. Адамово яблоко, выдающее в красавице представителя мужского рода.
— А… а где Вирджиния? — хриплым шепотом спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.
— О, так ты слышала нас, милая! — воскликнул странный мужчина. — Мишель?
Тот произнес что-то на незнакомом не языке, и парень в ответ кивнул.
— Тогда и проблемы с памятью могут пройти практически бесследно, — он снова повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся. — Вирджиния это я. Ты у меня в гостях.
— Что это за… место?
— Один из лучших борделей Парижа — Ле-Шантон, предлагающий все удовольствия мира, которые только можно купить за деньги!
Игнорируя слабость, я приподнялась на локтях и посмотрела на Михаила. Дом терпимости? Этот человек решил продать меня в дом терпимости?!
— У нее сейчас сердце выскочит из груди, и отнюдь не от радости, — пробормотал Луи. — Дорогая, никто не собирается обижать или заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Я давняя подружка…
— Друг, — поспешно поправил хозяина борделя Михаил, оттесняя его и садясь у моих ног.
— … Подружка Мишеля. И веришь ли мне или нет, но этот высш… кхм, вамп… кхе-кхе… человек миролюбив и смирен, как овечка. Точнее, барашек. Правда, Мишель?
Михаил нервно пригладил густые кудри, недобро взглянув на своего друга.
— Нам нужна лишь комната на несколько дней, после этого мы уедем. Никто тебя не побеспокоит, Клэр.
— Почему я просто не могу поехать домой прямо сейчас? — прошептала я, утомленно смыкая веки. — Хочу домой.