- Меня всегда устраивал путь эжени, - дипломатично сказала чародейка.
Против ее желания, интонация вышла чуть резковатой.
- Я не хотел вас обидеть, - повинился Амброус.
- Вы не обидели.
Вот теперь Лана почувствовала фальшь уже от себя. Как глупо. Разве он виноват в том, что ему всё равно? Разумом она понимала, что нет. Но сердцем все равно чувствовала себя обиженной. Обесцененной. Втоптанной в грязь.
- Я вижу, мой жених уделяет внимание другим женщинам, - послышался справа чуть ехидный голос, - Ах, какой скандал, просто ужас.
Лейла выглядела совершенно здоровой, будто и не лежала недавно в коме. И небесно-голубое, под цвет глаз, платье очень ей шло. Как и золотое кольцо с красным яхонтом на безымянном пальце. Лейла составляла прекрасную пару своему нареченному. Достойную. Уж точно более достойную, чем чудачка-эжени.
Не особо задумываясь над протоколом, маркиза подошла и крепко обняла подругу.
- Спасибо тебе, Лана. Я обязана тебе жизнью. Мы оба обязаны.
Говоря это, она не видела лица чародейки. К счастью. Лана не смогла бы объяснить ей выражение боли и гнева, которое, как бы она ни старалась, не удавалось изгнать до конца. В конце концов, Лейла тем более ни в чем не виновата. Нет ее вины в том, что ее подруга положила глаз на ее жениха.
Нет ее вины в том, что с самого их знакомства Лейле доставалось все, о чем мечтала Лана.
- Всегда рада помочь, - ответила чародейка.
Она уже давно приучила себя не отвечать на благодарность "не за что". Чародей должен быть очень осторожен в своих словах.
Ведь Вселенная слышит его.
- Не скромничай, - засмеялась Лейла, - Ты сегодня героиня. Это твой праздник. Наслаждайся им.
Праздник, да. Ей должно быть радостно и весело. Даже если хочется плакать, она должна улыбаться, принимать поздравления и тупить глазки в ответ на восхищенные взгляды толпы.
Она должна.
- Я все думаю, куда пропал Килиан, - нашлась Лана.
Разговор с Лейлой окончился отнюдь не сразу, но Лана его почти не запомнила. А уже при прощании случилось нечто такое, что испортило ей настроение окончательно. Амброус бросил на нее один-единственный взгляд.
Это уже не был взгляд, выражающий лишь холодную вежливость. Но и тепла в нем тоже не было. Взгляд, исполненный превосходства, уверенности и какой-то... властности, что ли. Ощущения того, что он крепко держит в кулаке ее разум и ее душу.
Лана ошибалась. Амброус видел, прекрасно видел ее влюбленность в него. Он видел, что она готова прыгать вокруг него, как собачонка. А на собачонку никто и никогда не посмотрит как на равную себе.
Люди на балу перестали обращать на нее внимание: не выдержав этого взгляда, Лана набросила на себя покров отведения глаз. А потом, развернувшись, тихо ушла. Сдерживаемые слезы душили ее. Горло схватывало спазмами. Но нельзя было плакать: если заплачет, привлечет общее внимание, и покров спадет. А она не желала портить Лейле ее день своими собственными печалями.
На негнущихся ногах Иоланта шла прочь. Наконец, она нашла тихий закуток, где, как ей казалось, ее никто не найдет. Усевшись прямо на пол, она разрыдалась. Плакала она почти беззвучно, лишь время от времени тихонько всхлипывая.
И тем больше было ее удивление, когда на границе восприятия она увидела мужскую руку, протягивающую платок.
- Что случилось? - спросил Килиан.
- Ничего, - глухо ответила девушка.
Неужели тут даже поплакать нельзя спокойно?! Неужели так сложно было просто пройти мимо и оставить ее наедине со своими чувствами?
- Из-за "ничего" так не плачут, - серьезно сказал чародей, - Что случилось?
Лана мотнула головой.
- Кили, правда ничего. Я просто расклеилась. Это пройдет.
- Так... похоже, тут что-то очень серьёзное.
Не прислушиваясь к ее просьбам, Килиан опустился на пол рядом с ней, подставляя плечо.
- Скажи, Лана, я похож на идиота? - спросил он вдруг.
- Н-нет...
Практически вопреки собственному желанию, девушка спрятала глаза, уткнувшись лицом в ткань его рубашки.
- Тогда зачем ты пытаешься делать вид, будто тебе лучше, чем на самом деле? Поверит в это только идиот. Рассказывай!
И она рассказала. Путанно, то перескакивая с одного на другое, то срываясь в рыдания. Ей казалось, что Кили будет смеяться над ней, но он не смеялся. Не стал он и говорить чего-нибудь вроде "не плачь" или "он того не стоит". Просто молча слушал, за что Лана была ему очень благодарна. Ей не хотелось никаких успокаивающих глупостей. Ей хотелось просто выговориться. Понял ли это учёный, или просто, что за ним водилось, не знал что сказать? Лана не знала ответа. Но знала, что по мере того, как рвущиеся наружу эмоции выходили, ей становилось немножечко легче.