Распаковав только четверть того, что я посчитала необходимым взять с собой из Нью-Йорка, я поняла, что жестоко ошиблась. Все мои вещи были дорогими, модными и выглядящими совершенно смехотворно в этом уютном маленьком домике. Какое дурацкое слово. Но я не смогла придумать ничего лучше.
Я, автор международных бестселлеров, и не придумала слова получше.
Я позвонила по одному из номеров, оставленных риэлтором, чтобы передать свои вещи местной благотворительной организации. Меня удивило, что в таком маленьком городке было что-то подобное. И еще я обрадовалась. Мне нужно было убрать из моего домика все это нью-йоркское дерьмо. Оно омрачало и загрязняло пространство, которое, как мне казалось, я ненавидела. Я ведь не являлась поклонницей интерьера в природном стиле и богемных подушек. Я любила черный цвет, четкие линии и дорогие вещи. Но на деле оказалось, что нынешней версии меня, потрескавшейся и близкой к развалу, нужен был уютный диван, небольшое пространство и винтажные штрихи.
Тем не менее все свои книги я решила оставить и засунула их среди книг Эмили. Единственное, что, по моему мнению, делало нас похожими. Мы обе избивали свои книги, пожирали их. Любили их настолько, что портили.
Да, единственное, в чем мы с ней были похожи.
Я не могла оставаться в доме среди своих отравленных Нью-Йорком вещей. Так что решила вернуться в город, когда скачала себе книгу рецептов и составила список продуктов без кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы.
Сегодня на улицах было больше людей; может быть потому, что светило солнце, а это редкость в этом штате. Видимо люди пользовались возможностью погреться в его лучах. Я была одета в черное с головы до ног, в самых больших солнцезащитных очках, которые смогла найти и в бейсболке из искусственной кожи, из-под которой выбивались волосы.
Мне не нравился солнечный свет.
Не только потому, что я обгорала на солнце за считанные минуты и даже не потому, что солнечные лучи старят кожу быстрее, чем что-либо другое. То, что я пила столько спиртного, сколько пила, уже достаточно меня состарило. И если бы мне пришлось выбирать между отказом от алкоголя и выходом на улицу в солнечный день, я бы попрощалась с ультрафиолетовыми лучами. Может именно поэтому все старались украдкой бросать на меня совершенно очевидные взгляды. Я была черной дырой, блуждающей по их маленькому городку. Должна признать, что город смотрелся гораздо живописнее, когда океан сверкал в лучах солнца, он выглядел аутентичным и любимым жителями, не извратившимся после того, как о нем узнали туристы.
Мне больше нравилось, когда он был угрюмым, почти заброшенным и депрессивным.
Но неважно.
После того, как мне снова пришлось побеседовать с милой женщиной на кассе — пухленькой, сильно накрашенной и слишком улыбчивой — я ушла. У этой женщины не получилось удержать меня в заложниках светской беседы, потому что на кассе ждали и другие покупатели, но она все же умудрилась впихнуть в пятиминутный монолог кучу вопросов, а я умудрилась не ответить ни на один.
Я не приобрела нового друга.
Но я пережила эту поездку, никого не убив.
Бар манил меня, обещая виски, которого не было в продуктовом магазине, и интригующего бармена, который почти наверняка хотел заняться со мной сексом.
Заманчиво.
Но вместо этого я направилась в книжный магазин. Потому что я, конечно, играла плохую девочку во многих отношениях, но все же позволила капельке доброты — а может трусости — уцелеть.
Я поняла, что совершила ошибку, придя сюда, как только над моей головой прозвенели колокольчики, и мужчина в чертовом свитере с жилеткой, посмотрев на меня поверх очков, почти прокричал мне в лицо «Добро пожаловать!»
Черт.
Еще одна «болтушка Кэти9».
Я кивнула ему с натянутой улыбкой, давая понять, что хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Вам помочь? — спросил он, когда я, вопреки здравому смыслу и инстинкту, вопящему бежать, продолжила идти вглубь магазина.
Это было даже не добровольно. Запах пыли и книг притягивал меня, как рука, появляющаяся из темноты и сжимающая мою шею.
— Нет, спасибо, пока осматриваюсь, — ответила я, не глядя ему в глаза.
Магазин был намного больше, чем казался с улицы. Я ожидала, что он будет тесным и удушающим. Или, может быть, надеялась, что он будет именно таким, потому что тогда у меня появилось бы совершенно обоснованное оправдание для покупки всех своих книг в мягких обложках без чувства вины за то, что не поддерживаю местный книжный магазин. Но вместо лачуги размером со шкаф, полки тянулись далеко вглубь помещения, в тень, обещая поглотить любого, кто отважится пойти дальше.
Мне это сразу понравилось.
— Вы новенькая в городе.
Мне понравилось почти все.
Я взяла первую попавшуюся книгу. Убогая обложка. Красивое название. Неизвестный мне автор.
— Да.
Шарканье дешевых ботинок по выцветшему ковру подсказало мне, что этот парень не понимает, что мне не нужна была компания.
— Вы из Нью-Йорка, верно? Купили коттедж Эмили?
Я кивнула, не поднимая головы, и все же увидела, как он вошел в мое периферийное пространство. Мне очень захотелось прочитать эту книгу. Неизвестные авторы были моими любимыми, потому что я не знала, чего ждать от их произведений. Большую кучу дерьма или жемчужину. Любая из них вдохновляла.
— С Эмили произошла такая ужасная трагедия, — сказал продавец, почти заучено.
Я уверена, что так оно и было. В таком городе, как этот, где все знают друг друга, пробормотать какую-нибудь меланхоличную фразу, чтобы все убедились, что ты никогда не переживешь произошедшую драму являлось почти ритуалом. Тем более драму такого масштаба. Жители должны были как-то растянуть удовольствие от ее смакования, как голодную корову, призванную накормить сотни людей.
Я промолчала, просто положила книгу на место и направилась дальше, надеясь, что продавец не последует за мной. Что он, конечно же и сделал.
— Салли не сказала, как вас зовут ни мне, ни кому-либо еще, словно это тайна, — продолжал он, выключая грустный тон «разговора о мертвой женщине».
Я стиснула зубы.
— Мне удалось выудить из нее, что вы довольно известный автор. А я считаю себя в некотором роде знатоком известных и неизвестных авторов. Вы же не откажетесь порадовать меня тем, что скажите название своей первой книги?
Его слова меня задели. Меня бесило, когда незнакомые люди извлекали из меня факт, что я — писательница, потому что я считала этот поступок сродни тому, как стоматолог вырывает зуб без анестезии или же когда одним из первых их вопросов был: «Вы написали что-нибудь, что я мог читать?». Каким же засранцем надо быть, чтобы задать такой вопрос. Это все равно что спросить: «Достаточно ли вы знамениты, чтобы я притворился, что мне есть дело до вас и ваших книг?»
Если же незнакомцы не задавали этого вопроса, то задавали другой, словно считали, что тот факт, что они разговаривали с писателем, дает им какой-то странный карт-бланш на его жизнь. Поэтому обычно, когда люди не узнавали меня — что случалось все реже и реже благодаря социальным сетям, которых у этого владельца книжного магазина явно не было — и спрашивали, чем я зарабатываю на жизнь, я подходила к ответу на вопрос довольно творчески. Говорила, что я — дрессировщик дельфинов, или учитель обществознания, или проститутка или агент ФБР. Все, что приходило в тот момент на ум. Потому что эти профессии вызывали меньше вопросов, чем титул «автор».
Но этот мужчина задал мне вопрос, который никто раньше не задавал. Он хотел узнать не обо мне самой, а о моих книгах.
— «Скелеты солнечного света», — ответила я, даже толком не подумав.
Мужчина обратился к моему тщеславию, а не к искусству. Именно тогда я решила, что он достаточно интересен, чтобы я посмотрела на него и успела увидеть, как его глаза расширились от шока и ликования.
— Вы — Магнолия Грейс? — спросил он, почти крича.
Я поморщилась оттого, что в начале карьеры у меня не хватило предусмотрительности выбрать себе псевдоним. Несмотря на то, что прошли годы и миллионы людей задавали один и тот же вопрос, я ненавидела свое имя на обложках книг.
Оно было слишком мягким. Казалось, я его выдумала. Как будто провела исследование по поиску лучшего сочетания имени и фамилии, которые могли бы понравиться массовой аудитории.