Сент не заговорил, не спросил меня, как я себя чувствую, не потребовал платы за мое спасение, ничего. Он просто смотрел.
Многих испугала бы подобная реакция. Особенно когда они приходили в себя после того, как едва не умерли. Но я была не из таких. Даже при том, что мои инстинкты заржавели, я не собиралась бледнеть под его пристальным взглядом. Неважно, насколько он был проницательным.
Его глаза были ярко-зелеными. Цвета лесной зелени. Вполне уместно, поскольку этот лес, черт возьми, почти убил меня, а этот мужчина выглядел так, словно мог сделать то же самое.
— Ваша лодыжка не сломана, — сказала врач, появляясь в поле моего зрения. — Но у вас довольно серьезное растяжение связок. У вас легкое переохлаждение, но я не вижу никаких осложнений у молодой, в целом здоровой женщины.
— Ну, к счастью, я нездорова только психически, — ответила я хрипло.
Я попыталась приподняться на кушетке, испытывая дискомфорт оттого, что лежала здесь. Чувствовала себя слишком уязвимой. Привстать оказалось непросто. И, бросив острый взгляд на женщину, поспешившей мне на помощь, я справилась в одиночку. Я не привыкла к слабости в теле. Единственная причина, почему я так усердно тренировалась в спортзале пять раз в неделю, заключалась в том, чтобы превратить свое тело во что-то другое, а не в объект, на который мужчины могли бы смотреть и брать, если считают себя достаточно сильными. Конечно, безумная диета и одержимость своим весом привели к тому, что мои силы были ограничены, но я и не была слабой.
До этого момента.
Желудок скрутило от этого факта. Вдобавок мое состояние видели посторонние люди.
— Меня зовут Кэрри.
Женщина заговорила как раз в тот момент, когда я размышляла стошнит меня или нет.
Кэрри. Веселое, смешное имя, прославившееся благодаря шоу, которое мы с Кэти презирали и которое ничего не делало для женщин Нью-Йорка или женщин в целом.
— Городской врач, — продолжила она, когда я ничего не сказала.
— Вы городской врач? — уточнила я.
Она улыбнулась.
— Родилась здесь и выросла. Далеко не уезжала, чтобы получить медицинскую степень, и вернулась после окончания ординатуры.
В ее голосе было столько радости, что я сразу же ей не поверила. Что-то было не так. Счастливые люди меня пугали. Все они лгали. Мне нравились несчастные, подавленные люди. Именно они были самыми честными и разумными. Счастливые люди глупы, у них не было связи ни с миром, ни с самими собой, потому что иначе они были бы несчастны.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Кэрри.
— Я чувствую, а значит принимаю недостаточно лекарств, — ответила я, взглянув на капельницу, прикрепленную к моей руке.
Еще одна дружелюбная, теплая улыбка.
— В капельнице физраствор, безрецептурный препарат от отека лодыжки и боли. Я не занимаюсь назначением сильных опиатов, когда пациенты в них не нуждаются. В долгосрочной перспективе от них больше вреда, чем пользы.
Тьфу. Конечно же Кэрри являлась единственным врачом в Америке, не подкупленным «Биг Фарм» и желавшей по-настоящему помогать людям, а не делать деньги. Кроме того, она упрямо вытянула подбородок, сообщая, что не отступит от своей замечательной, но раздражающей моральной позиции. А пытаться переубедить ее у меня не было сил.
— У вас есть телефон, которым я могу воспользоваться?
Я не взяла с собой мобильный в свой злополучный поход с идиотским намерением отвлечься от копания в соцсетях. Больше никогда не буду пытаться наладить здоровые отношения с природой и с самой собой без технологий. Ничего хорошего из этого не вышло.
— У вас есть родственники, которым вы хотите позвонить? — спросила Кэрри, доставая телефон из кармана.
Я фыркнула.
— Нет, у меня нет родственников, чтобы им позвонить.
Год назад у меня была семья, которой я могла бы позвонить. Отец, которому можно позвонить, но его болезнь быстро прогрессировала. Безжалостно. Так что, даже если бы я позвонила ему и сказала, что едва не умерла посреди леса, первое, о чем бы он спросил: «А вы кто?»
— У меня есть подруга, — продолжила я. — Она врач. Ну, точнее нейрохирург. Но я уверена, что она поймет основы строения лодыжки.
Я не стала говорить, что Кэти не придерживалась тех же моральных принципов, что и Кэрри, и была щедрее на список лекарств в рецепте.
— Я позвоню ей.
— Она в городе? — спросила Кэрри, держа сотовый телефон, но не вкладывая его в мою протянутую руку.
Я стиснула зубы.
— Она в Нью-Йорке.
Кэрри взглянула на часы.
— Она сможет добраться сюда не раньше завтрашнего дня. У вас есть кто-нибудь, кто живет поближе?
Я уставилась на телефон, который Кэрри держала в заложниках. Даже если это был ее телефон. Даже заключенные имели право на один звонок.
— Нет.
Кэрри посмотрела на меня на удивление жестким взглядом.
— Ну, уже поздно. Я все равно живу наверху, и хочу, чтобы с вами был кто-нибудь рядом, просто на всякий случай. После подобной травмы вы все равно не сможете много двигаться в течение трех недель.
Прежде чем я успела возразить на все, что она только что сказала, Кэрри посмотрела на мужчину, все еще молча сидевшего в углу.
Я подумывала о том, чтобы попросить Кэти отпроситься с работы на три недели, но это примерно то же самое, что предложить ей снять с себя скальпель. Она смогла бы приехать только в том случае если бы мне отгрызла ногу, к примеру, горная пума. Вот тогда бы Кэти посчитала это достаточно веским поводом. А вот вывихнутая, и даже не сломанная лодыжка? Нет. Никто другой тоже не захочет приехать. Кроме того, я сама не хотела видеть кого-то еще. Меня пробирала дрожь от одной только мысли об этом.
— Я справлюсь, — выдавила я сквозь стиснутые зубы.
Кэрри нахмурилась.
— Нет, вы живете в коттедже Эмили, а он достаточно изолирован. Плюс приближается зима. Вы не справитесь, неважно, насколько крутой вы себя считаете.
Беспокойство этой женщины чертовски раздражало. Я задумалась, как нагрубить ей за короткое время так, чтобы она возненавидела меня настолько, чтобы отправить умирать в мой домик, потому что я не смогла бы достать бутылку с водой даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Но нет, то, что тебя ненавидит городской врач, было почти так же ужасно, как то, что тебя ненавидит городской бармен.
— Уверяю вас, моя способность справляться с болью, не полагаясь на других, удивит вас, — сказала я ей.
Кэрри вскинула бровь.
— У вас нет друзей поблизости?
Я покачала головой. Полное одиночество в моей ситуации напугало бы многих людей. Но не меня. Мне все нравилось. Не считая того, что споткнуться в лесу означало верную смерть, если поблизости не бродили дьяволы-бродяги.
— Ну, Сент может присмотреть за тобой, — наконец сказала Кэрри.
Желудок необъяснимо сжался при одной мысли об этом. И дело было не в том, что мне придется полагаться на другого человека, если уж на то пошло. Дело было в нем и только в нем. В его молчании, его присутствии, в том факте, что именно он спас мне жизнь. Мне не нравилось то, что я теперь была у него в долгу и мне определенно не нравилось то, что Сент, казалось, околдовал меня.
— Не выйдет. — Он произнес эти слова хрипловато, но твердо, таким тоном, с которым мало кто стал бы спорить.
Я собиралась возразить, но Кэрри заговорила первой, вздернув подбородок и заострив взгляд.
— Ты — ее ближайший сосед, — сказала она.
Ах, неуловимый ближайший сосед. Марго была права. Этот парень никогда бы не испек мне кексы.
Мужчина не смотрел на нее. Вместо этого он смотрел на меня, сложив руки, и выглядел так, будто изо всех сил старался, чтобы я упала замертво. Сам виноват, он был единственным, кто не дал этому случиться.
— Ты должен ей помочь. Присмотреть за ней и убедиться, что у нее есть запас дров.
— В этом нет необходимости, — быстро сказала я. — Я сама что-нибудь организую. Я вполне способна на это.
Наверняка на Amazon есть опция Prime для дров. Или я бы нашла, что сжечь. Не книги. Я скорее отрублю собственные конечности и зажарю их, чем сожгу книги.
Кэрри перевела взгляд на меня.
— Как я уже говорила, ваша лодыжка не сломана, но у вас довольно серьезное растяжение связок. Вам нужно восстановиться после легкой гипотермии. Вы останетесь здесь на ночь, без протеста.