Он не смягчился от моих слов и попытки поговорить с ним. От того что я вышла за свои рамки. Я знала, что Сент понял, что подобное поведение было не в моем характере, потому что просчитал меня. Он просчитывал людей с точностью до миллиметра, чтобы знать, как разорвать их на части.
Не спрашивайте меня, откуда я это знала. Может и не знала, а просто видела его таким в моей будущей истории. Иногда я так делала. Узнавала о людях ровно столько, сколько требовалось, чтобы получить скелет и наложить на него кусочки плоти, создавая своего Франкенштейна, создавая нужного мне персонажа. Подходящего для моих историй. Интересно я его выдумала или он уже был Франкенштейном?
Сент молчал.
Как и я.
Волк не выл на луну. Остальные хищники тоже молчали.
Ледяной ветерок пронесся над нами и сдвинул полу кардигана в сторону, так что мой сосок начал дразнить его зрение. Я не сделала ни малейшего движения, чтобы прикрыться. Да и зачем? Он все равно был в моем пространстве. Плюс, в шелковых трусиках ощущался легкий голод и потребность, настолько животные по своей природе, что я удивилась. Я не отличалась гиперсексуальностью. Неважно, что писала в своих книгах, что носила, что говорила в интервью. Во мне не просыпался настолько дикий голод, чтобы переходить из рук в руки, как какой-то реквизит.
Даже... раньше.
А сейчас я его чувствовала. Наверняка все дело было в переохлаждении, от которого я должна была оправиться, а не получить снова.
Сент оторвал почти ленивый взгляд от моей груди и перевел его на кучу дров, о которой я давно забыла, была ли причина в гипотермии или нет. В одно мгновение он наклонился и с легкостью набрал охапку дров.
Я ждала. Ждала грубого приказа вернуться в дом и не мешаться под ногами, пока он будет заботиться о моем тепле и благополучии. Сент определенно походил на тех мужчин, которым нравилось приказывать женщине.
Но ничего не происходило.
Мужчина выпрямился и прошел мимо меня в дом. Он не предложил мне свою куртку, чтобы согреться, не спросил нужна ли мне помощь, чтобы дойти до дома, не предложил помочь справиться с надоедливым приступом возбуждения, которое почему-то усиливалось от его отстраненного поведения.
Мне не нравилась мысль, что он снова окажется в моем доме. Среди влажных, смятых простыней и запаха моего пота, витавшего в воздухе. Что он увидит пустую бутылку из-под вина и виски. Увидит мое пустое гребаное сердце.
Но у меня не было выбора. И если бы мне пришлось выбирать между смертью от облучения в пяти футах от дома или попыткой сгладить неловкую ситуацию с мужчиной, которого посчитала привлекательным, я бы выбрала последнее.
Однажды я уже сдалась.
Однажды.
Что было чертовски впечатляюще, если вы спросите меня, учитывая мою историю. Но один раз — это все, на повтор меня не хватило.
Итак, я заковыляла в дом.
Сент не включил другие лампы, как сделали бы большинство нормальных людей. Людям нравилось освещать свои дома, когда было темно, чтобы все видеть, и чтобы ничто не пряталось в тени. Как уже выяснилось ранее, в отличие от других мне нравилось то, что пряталось в тени. И меня нисколько не удивило, что Сент разделял мои взгляды.
Этот мужчина сам был тенью.
Я ждала, что к тому времени, как доберусь до дома, огонь в камине уже будет гореть. Сент же был мужчиной, а они должны разжигать огонь, чтобы произвести впечатление на беспомощную женщину.
Но нет.
Дрова были аккуратно сложены в отведенную для них шикарную корзину. Сам камин был мертвым и темным.
— Ты знаешь, как разжечь огонь? — его голос был холоднее ночного воздуха, ворвавшегося через дверь, которую я не потрудилась закрыть.
Я стиснула зубы. Слова прозвучали не как вопрос, скорее как предположение. Он знал, что я городская. Понял это по моей дорогой машине и неспособности держать себя в руках в лесу. Вполне логично что он предположил, что я не знаю, как развести огонь.
Вместо того, чтобы ответить, я направилась к камину, осторожно и неуклюже, не прося о помощи. Сент просто наблюдал, как я с трудом присела, закинула в камин сначала два полена, потом хворост и еще парочку поленьев. Затем как я чиркнула спичкой и подожгла кусок газеты, чтобы разжечь хворост. Я двигалась медленно, но уверенно. Не торопясь, потому что затерялась в воспоминаниях. В ностальгии. Нечасто фрагменты моего прошлого укладывались во что-то вкусное, во что-то комфортное.
Он меня успокаивал. Огонь. Его способность создавать тепло, жизнь, и то, что он так же мог сжечь все дотла, уничтожить все на своем пути.
Как только дрова разгорелись, я слегка откинулась назад, слишком гордая собой, чтобы повернуть голову и встретиться взглядом с Сентом. Мужчина не шевельнулся, не издал одобрительного возгласа. В комнате висела зияющая тишина, которую не мог заполнить даже огонь.
Затем раздались тяжелые шаги по паркету.
Тепло, способное исходить только от мужчины, ударило мне в спину. Мой позвоночник напрягся. Я не пошевелилась.
— У тебя нет оправдания тому, чтобы сидеть здесь в темноте и холоде, — прохрипел он. — Я снабжаю тебя дровами, а ты поддерживаешь огонь.
И, как будто его слова не являлись совершенной нелепицей, произнесенной на ухо, он ушел. Дверь закрылась, сохраняя тепло внутри, но выпуская его тепло наружу.
И я осталась следить за огнем до конца ночи. Кормить его.
ГЛАВА 8
«Я нашел ее случайно. Обычно я не искал их в маленьких городках. Там их легко было не заметить. Слишком много переменных. Например, любопытные соседи. Но у нее не было соседей. На многие мили вокруг. Никто не услышит ее криков»
Неделю спустя
Сент был верен своей клятве.
Мои запасы дров пополнялись как по волшебству. Больше не было ночных встреч. Даже мимолетных взглядов. Только куча дров, которая никогда не уменьшалась несмотря на то, что я постоянно их использовала. Несмотря на все усилия и боль, я поддерживала огонь, не давая холоду проникать в дом.
Кэти сдержала обещание и выписала мне рецепт на лекарства.
Марго была достаточно любезна, чтобы забрать их для меня вместе с кое-какими припасами. В основном это были вино и виски, а также кое-какая еда. Она знала, что я мало ем, и вместо того, чтобы твердить: «ты худая как щепка, нужно лучше питаться» или что-то подобное, что могла бы сказать женщина ее возраста и характера, Марго молчала. Не давила на меня, как будто чувствовала мрачность моего настроения. И она, похоже, не обиделась, когда я даже не поблагодарила ее за усилия, время и затраты на все это.
Я хотела поблагодарить ее. Что-то во мне отчаянно хотело сказать ей «спасибо». Улыбнуться. Может быть, даже обнять ее. Как, несомненно, поступила бы та женщина, которая когда-то жила в этом доме. Но она — не я. Я так не умела. Вместо этого я протянула Марго пачку купюр, от которых она даже не попыталась отмахнуться. И за то, что приняла ее, женщина понравилась мне еще больше. Марго не цеплялась за фальшивую доброту, не утверждала, что ей не нужны деньги и что она помогает мне по доброте душевной. Я не знала ее финансового положения, но могла гарантировать, что мое было лучше. Если только она не была какой-нибудь эклектичной миллионершей, что было бы неинтересно. Богата или нет, но Марго взяла деньги, за что получила мою версию благодарности — улыбку.
Кэти периодически писала смс, чтобы рассказать мне об опасностях, связанных с приемом слишком большого количества обезболивающих и смешиванием их с алкоголем. Я, конечно же, игнорировала ее предупреждения. Для меня единственный способ принимать обезболивающие — это запивать их виски. Особенно, когда я не написала ни слова с той ночи. Мне часто снились кошмары, так что проблема была не в этом. Во всем был виноват ОН. Его отсутствие. Он был моей историей. Он носил с собой необходимый мне ужас и ад.
Это расстраивало меня и приводило в бешенство.
Сент стал моей гребаной музой.
А я не верила в муз. В людей, способных контролировать жизненную силу художника. Его способность творить. Я считала это чушью, придуманной мужчинами как очередной способ контролировать женщину, навешивая на нее ярлык музы и объективируя ее.