Мужчина сел за кухонный стол, не скрывая того, что он меня разглядывал. Не играл в игры. Нужно отдать ему должное, мне было приятно. Я никогда не получала удовлетворения от того, что мужчина находил меня привлекательной, только от их уважения ко мне и моему уму. Хотя мне следовало больше ценить мужчин и их мнение, мне хватало того, что Дикон просто хотел меня трахнуть. Это было взаимно.
— Нет, я не злюсь на тебя, — сказал он, забирая у меня стакан.
Наши пальцы соприкоснулись. Я сделала это нарочно. Никаких электризующих искр. Никаких фейерверков. Просто влечение.
Я села за стол.
— Ты изучаешь людей, — продолжил Дикон. — И у тебя на то свои причины. Я знаю это, потому что, когда читаешь твои книги, становится чертовски ясно, что ты знаешь людей. Знаешь, чем они отличаются и знаешь, в чем они похожи. Ты знаешь монстров. И такую способность можно получить лишь одним способом — препарируя людей.
Он пожал плечами.
Его слова поразили меня сильнее, чем я ожидала. Но опять же, я не ожидала, что Дикон скажет что-то подобное, проявит такую интуицию.
Я испытывала что-то вроде эмоционального оргазма, когда кто-то узнавал меня.
— Наверное, я действительно препарирую людей, — сказала я.
Шея зудела от необходимости писать. Начать писать.
Я осушила стакан и с глухим стуком поставила его на стол.
Дикон наблюдал за тем, как я встала и обошла стол. Он слегка подвинулся, выдвинув стул и раздвинул ноги.
Приглашение.
Я приняла его, встав между его ног и положив одну руку ему на затылок, а другую на плечо. Торопливо, потому что покончила с играми. Мне хотелось попробовать его на вкус.
Виски.
Мята.
Наслаждение.
Дикон хорошо целовался. Я думала, он будет агрессивным. Грубым. Но он целовал меня медленно и неторопливо. Демонстрировал свои навыки.
Он по-настоящему хорошо целовался.
Настолько хорошо, что через несколько мгновений я оказалась у него на коленях, прижимаясь к его твердой промежности. Поцелуй длился достаточно долго, чтобы я почувствовала, что готова кончить от одного только трения. Мы быстро встали. Не знаю, потому ли, что Дикон планировал сорвать с меня одежду, или нет, но он снова поцеловал меня. Я поцеловала его в ответ, контролируя ситуацию.
— Ты используешь меня, — сказал он, отстраняясь.
— Да, — ответила я, не двигаясь с места.
Я использовала его и не отрицала этого. Я всегда честно признавалась в том, какой стервой была.
— Но я думаю, что ты тоже меня немного используешь.
Дикон посмотрел на меня с истинным отвращением и гневом. С яростью. Злобно. Потому что посчитала его таким или потому что чертовски хорошо разгадала его. Но он промолчал, и не ударил меня по лицу. Он обдумал мое заявление, вздохнул и провел рукой по волосам.
— Да, наверное, так и есть.
— Ты еще не забыл ее.
Он не ответил, потому что я не задавала вопрос. Вместо этого Дикон отступил от меня, как будто я была ядовитой. Что ж, думаю так и было.
— Ты убил ее? — Меня вдруг обуяла настоящая ярость.
— Какого хрена? — зашипел он.
— Это разумный вопрос, — сказала я. — Ты был влюблен в Эмили, она не отвечала взаимностью и трахалась с кем-то другим.
Его глаза выпучились.
— Знаешь, что? Я знал, что ты эгоистичная, грубая и слишком увлечена собой, чтобы уважать других людей, но ты хотя бы честно признавала это. Мне это понравилось в тебе, привлекло. Но теперь я понял, что ты уродлива. Не снаружи, потому что делаешь все, что в твоих силах, чтобы скрыть свое истинное «я». Теперь я это вижу.
Дикон посмотрел на меня с неподдельной ненавистью, а затем ушел, хлопнув дверью.
Через несколько секунд я поняла, что он так и не ответил мне.
~ ~ ~
Я размышляла над уходом Дикона дольше, чем было необходимо. Или недостаточно долго. Как посмотреть. Я никогда не заморачивалась из-за мужчины... никогда. Но сейчас задумалась. Я уставилась в окно со стаканом виски в руке. Не на озеро, а на то место, где умерла Эмили. И я не писала. У меня были обрывки абзацев, разбросанные по всему документу Word, как растрепанный, несочетаемый гобелен. От их вида началась крапивница и мне хотелось блевать каждый раз, когда я смотрела на них.
Я не писала.
Я строила планы.
Составляла план каждой главы. Вычисляла количество слов, в которое смогу уложится.
Я всегда следовала распорядку, когда писала. Держала все под контролем. Подобное не работало для многих авторов, но работало для меня. Поскольку мои истории приходили ко мне такими разрозненными, уродливыми и хаотичными путями, что единственный способ собрать их вместе и не сломаться как личности — было соблюдать порядок.
С этой историей будет иначе. Я знала, что она будет другой. Конечно, знала. В конце концов, именно поэтому я была здесь. В доме мертвой женщины, где говорила себе, что приехала сюда писать книгу, когда на самом деле приехала, чтобы сбежать.
Я боялась собственной истории.
Так что я не писала после того, как Дикон сбежал. Я продолжила свое расследование убийства Эмили. До основных СМИ еще не дошло, что где-то здесь все еще бродит серийный убийца, охотящийся на симпатичных, популярных молодых женщин.
Поскольку в Америке в самом разгаре были выборы, все наблюдали, как чучела в костюмах борются друг с другом за то, чтобы занять Белый дом и лгать массам еще четыре года. И еще потому, что журналисты — настоящие журналисты, наглые до неприличия — стали вымирающим видом. Мы убивали их. Нашими социальными сетями, невозможностью долго концентрировать внимание на чем-либо и нашим нарциссизмом.
Авторы чувствовали это. Издательская индустрия подстраивалась как могла. Но она публиковала только произведения, которые разрывались и продавались по частям. Авторы всегда выживут. Людям всегда будут нужны истории. Но не новости, как оказалось.
У меня возникло искушение связаться с Huff Post под псевдонимом и написать эту гребаную новость самой. У меня была вся информация, контакты и цитаты одного нью-йоркский детектива, очень недовольного тем, что мне внезапно пришлось уехать из города и пропустить наше свидание, которое он почему-то принимал за роман.
Я могла написать небольшую колонку в газете о какой-нибудь трагедии, на которую никто не обратил бы внимания, потому что насилие и смерть в этом мире превратились в белый шум. Но писать о серийном убийце… это уже новости, а новости — не моя работа.
Итак, я не стала ни с кем связываться. Кроме того, намного проще получить информацию до того, как в городок наведаются федералы и все закроют. И еще я решила познакомиться с городским полицейским, по словам Сента, ленивым и толстым мужчиной, но при этом умным. Именно он сделал замечание, что убийца уже убивал раньше.
Вот о чем я думала, когда на меня смотрели обрывки моей истории.
Я не могла больше смотреть на документ со своими попытками что-то написать. Для меня это все равно, что смотреть на массу окровавленных конечностей, которых слишком много или слишком мало, чтобы их можно было сложить в полностью сформированный труп. В моем документе было недостаточно кусочков, чтобы создать историю и в то же время их было слишком много. Слишком сложно. Слишком пугающе. У меня не хватало духа прочесать их. Для этого я была слишком ленива и слишком перфекционистка.
Я захлопнула ноутбук жестом, в последние дни ставшим слишком привычным. Мои пальцы забыли, каково это — скользить по клавишам. Мой мозг отвык от того, что можно потеряться в истории настолько, что не замечаешь, как день превращался в ночь, а приемы пищи легко пропускались.
Холодный воздух ударил мне в лицо, как пощечина, настолько я торопилась выйти из дома. Температура упала где-то в середине моей вечеринки жалости, эмоционального манипулирования моим любимым барменом, который, скорее всего, плюнет в мой стакан при следующем заказе. Или убьет меня, в зависимости от того, насколько он безумен.
Я задалась вопросом, пойдет ли наконец снег? Очевидно, мы опоздали с сезоном, чтобы остаться без него, по словам Джессики в продуктовом магазине, которую еще не разубедила моя грубость. Она считала, что глобальное потепление было совершенно реальным.
У меня имелись припасы на случай, если нас занесет снегом. Ящик вина. Виски, которое привез Дикон, прежде чем я обвинила его в том, что он убийца. Туалетная бумага. Дорогие кремы для лица и косметика, только вчера прибывшие из Нью-Йорка. У меня были книги Эмили. И еда, но не та, которую я купила сама. Марго не так давно наполнила ранее пустую кладовую продуктами, к которым я не притронусь и через тысячу лет. Или пока меня не занесет снегом, и я не проголодаюсь. Или если потеряю волю к жизни из-за того, что не пишу и откажусь от всего остального.