Затем я закрыла дверь перед его носом.
~ ~ ~
Для человека, который ненавидит людей, у меня было много посетителей.
В отличие от прошлой ночи, нынешний визитер не кричал на меня и не ненавидел за то, что я купила дом и писала книги о смерти.
Я и не считала, что Марго ненавидит меня. Она всегда приносила с собой мое любимое вино и не добавляла в него мышьяк. Она даже взяла к нему чертову доску с нарезкой закусок, когда приехала после четырех часов дня.
Я проспала всего несколько часов. После вчерашнего небольшого визита я была на взводе. Меня не потрясло то, что родитель убитой девушки выплеснул на меня гадости; нет, меня вдохновило его горе. Его боль. Они придали мне сил как гребаному вампиру после того, как он осушил человека. Впрочем, им я и была на самом деле. Хладнокровным хищником, охотящимся на беззащитных. Потому что я кое-что написала. Меня подпитал крайний ужас отца Эмили. Ужас его жизни. Смерть его дочери.
Я солгала о том, что не буду использовать убийство Эмили. Солгала не только ему, но и себе. Я твердила себе, что купила дом Эмили не потому, что хотела написать об убийстве, а потому что хотела впитать в себя негативную энергию, смерть.
В итоге у меня получился набросок истории о группе девочек-подростков, которые вызывали дьявола, трахались с ним и получали от него силу. Что-то вроде испорченной версии «Колдовства16».
Очевидно, моему агенту и издателям он понравился, потому что несколько дней назад мне прислали по почте макет обложки. Я не открыла то электронное письмо, сказав себе, что оно собьет мне весь настрой. Я хотела оставаться вне доступа, потому что не нуждалась в том, чтобы чужая интерпретация моей истории сбивала меня с толку. Издатели всегда портили мои обложки. Это сводило с ума, я неделями спорила с ними по электронной почте, телефону и смс, пока не получала желаемый вариант. Обычно это происходило к тому времени, когда книга была закончена и полностью оформлена. Но на этот раз я не стала читать письмо, потому что знала, что не собираюсь писать книгу, которую им предложила.
Вот почему я не слишком внимательно присматривалась к пестроте абзацев в почтовом ящике на моем компьютере. Потому что стоит только посмотреть слишком пристально, как мне скажут правду о том, что я пишу.
Историю Эмили. Версию ее отца.
Вот почему я хранила распечатки фотографий с места преступления, вырезки из газет, записи бесед с копами, судмедэкспертами, со всеми, с кем могла связаться, используя свое влияние. Все это было прикреплено к стенам моего импровизированного офиса. Я работала не так, как какой-нибудь гребаный шаблонный частный детектив или бывший полицейский, пытающийся раскрыть убийство, чтобы искупить свою вину, или что-то в этом роде.
Нет.
Мой офис в Нью-Йорке был большим, больше, чем моя спальня. С белым раскладным диваном, стодолларовыми подушками, вышитым вручную покрывалом и двумя одинаковыми креслами напротив друг друга. Из окна открывался вид на парк. Вдоль стены стоял стеллаж с потрепанными экземплярами моих любимых книг. И еще один стеллаж с моими книгами, потому что иногда, в моменты неуверенности в себе, я поднимала глаза и вспоминала, что способна написать книгу. Что я делала это много раз.
Мой письменный стол был маленьким. Дорогим и конечно же со вкусом. Не загроможденным. Лампа от Тиффани. Мраморная подставка. Настольный компьютер. Роскошное кресло перед ним. Я не знала зачем оно мне, так как никогда по-настоящему не писала, сидя в нем. Обычно я валялась на диване. Стол же был предназначен для ответов на электронные письма, для исследований и фотосессий, когда приходили журналисты из Vogue, чтобы написать обо мне статью.
Нынешний кабинет совсем не походил на тот, что остался в городе. Маленькая комната для гостей, из которой я убрала кровать — кто стал бы оставаться у меня на ночь? — и поставила письменный стол. Такое же роскошное кресло, что и у меня в Нью-Йорке.
Больше ничего моего не было.
Всюду были свалены стопки моих книг, без всякого порядка, просто сложенные так, чтобы я могла получить их энергию.
Комната, из которой я сделала кабинет, была оформлена так же, как и весь остальной дом. Богемный гламур. Старинные ковры. Картины в разномастных рамках на стенах. Я сняла многие из них, чтобы украсить материалами по убийству Эмили. Несмотря на то, что не писала, я сделала все это, говоря себе, что это хобби, любопытство, но это было исследование. Не для того, чтобы раскрыть убийство, я была слишком эгоистична для этого. Мне хотелось лучше понять Эмили и способ ее убийства. Потому что дело было даже не в ней или в других убитых женщинах.
Дело было в нем.
Я предполагала, что убийство совершил мужчина, потому что женщины очень редко становились серийными убийцами.
Итак, я решила для себя, что это был мужчина. Монстр внутри одного из них. Мне хотелось узнать его получше, потому что собиралась писать от его имени. Я хотела написать о монстре. Хотела, чтобы все были вынуждены сопровождать его в этой истории, были пойманы в ловушку его сознания. Я хотела, чтобы мои читатели ненавидели его, но также ненавидели и самих себя за то, что он им нравится. За сочувствие к нему. И в конце концов мне хотелось обмануть их, заставив думать, что этот монстр — герой.
Я не спала всю ночь, занимаясь этим. Я писала монстра, была этим монстром. Так что мне больше нечего рассказать о себе, кроме того, что визит отца мертвой девушки только мотивировал меня.
Я съела сыр и вино на своего рода «завтрак» и чуть позже выпила кофе. После отмокала в ванне, уставившись на свой компьютер до прихода Марго.
Мы устроились во внутреннем дворике, потому что по обе стороны от плетеной мебели стояли огромные газовые обогреватели. Марго достала из сундука рядом с кучей дров толстые одеяла. Я не знала, что они там были.
— Слышала, прошлой ночью у тебя был гость, — сказала она, потягивая вино и глядя на озеро.
Вот кто мог это делать. Марго была из тех людей, кто смотрели на панораму и позволяли ей успокаивать их. Впрочем, у меня не было достоверной информации, чтобы прийти к такому выводу. Я не задавала почти никаких вопросов этой женщине о ее жизни, так же, как и она не задавала их мне. Я знала, что на безымянном пальце левой руки у нее надето только одно золотое кольцо, что было необычно, потому что остальные ее пальцы усеяны кольцами с яркими, дорогими камнями. Тем не менее, Марго не говорила ни о муже, ни о жене. И в глубине ее глаз таилась глубокая печаль, мертвенность.
Я не ответила ей, потому что она не задавала вопроса. Она знала, что у меня был гость, потому что весь город, вероятно, знал.
— Дикон поговорил с ним, предупредил его. Тот человек скорбит о потере, которую никогда не переживет. Город итак многое ему простил за последний год, но он должен остановиться.
Слова Марго привлекли мое внимание.
— Дикон предупредил его?
Она кивнула, в ее глазах появилось немного больше любопытства.
— Мне казалось он наоборот поздравит его, — пробормотала я.
— Ты в ссоре с нашим постоянным барменом?
Я поковыряла камамбер17.
— Можно и так сказать.
Я не стала вдаваться в подробности, потому что не слишком хотела рассказывать своей подруге, что почти обвинила Дикона в убийстве ее настоящей подруги. Несмотря на то, что любила говорить себе, мне нравилось проводить время с Марго и я немного боялась думать о том, где бы оказалась без нее. Она была странной, сильной женщиной и, казалось, не обращала внимания на мои недостатки, так что мне не хотелось испытывать предел ее терпения.
Марго не стала настаивать на продолжении рассказа, и именно поэтому я хотела, чтобы она была рядом. Потому что она приносила выпивку и составляла компанию, не требовавшую от меня затрат энергии.
Мы молчали, потягивая вино и позволяя холоду, с которым не могли бороться обогреватели, не дать нам уснуть.
Я погрузилась в мысли о своей истории. Продумывала идеи и сцены, которые, возможно, захотела бы объединить. Я не смотрела на мерцающее озеро и заходящее солнце. Мой взгляд был сфокусирован немного левее, на ничем не примечательном участке, где произошло довольно примечательное убийство.
— Не думала, что ты такая неопытная, — сказала Марго, прерывая мирное молчание.
Я нахмурилась.