Последнее, что помню — вновь висела у лося на плече. Только не вместо рюкзака, а рядом. Некромантская ручища придерживала меня чуть повыше коленок. Ну, может, еще чуть выше. Да, вот так, теперь вообще, как в первый… Щеке было удобно, а на коже, на губах, все еще осталось ощущение от его ладони и запах — сухая лаванда и…
Горячее железо…
Голос. Голоса. А нужен тот, что во мне отзовется…
Элле’наар…
…стало темно и спокойно.
* * *
Настойки и волшебного слова хватило до привала. Собственно, я лежала именно что привалившись к почти родному рюкзаку, некромант, судя по звукам, где-то слева жаловался лопате на судьбу. Непонятно, сколько точно времени прошло, вроде не темно, а глаз я не открывала по тактическим соображениям.
— И откуда оно такое взялось на мою голову…
— Вжух, — подпевал точильный камень.
— Наглое, шумное, мелкое, назойливое… И ж-ж-ж…
— Вжух.
— Кстати ж… вполне себе.
— Вжух.
— Такими темпами, золотце, мы в Эр-Сале и через неделю не доберемся.
— Мы идем в Эр-Сале? — спросила я, как бы вдруг приходя в себя, и уткнулась взглядом в некроманта, сидящего лицом ко мне на поваленном дереве. Обычно растущие деревья вокруг тоже присутствовали. Лопата наличествовала. Некромант смотрел мне в глаза, но пониже. Правда, поняла я это не сразу.
— Мы, — темный провел рукой по деревяшке взад-вперед, — в Эр-Сале.
— Это по пути в Иде-Ир?
Темный оставил черенок, небрежно уронил точильный камень и раскинул ручищи в обе стороны, по-прежнему таращась на меня. Глаза были светлые.
— Эр-Сале, — он тряхнул правой рукой и вытянутым указательным пальцем. — Иде-Ир, — и повторил жест левой рукой в противоположном направлении и другим пальцем.
Я покосилась, куда указывала левая, и сквозь редкие деревья увидела серую проплешину. Погодите-ка, разве мы не оттуда пришли? Вот тьма…
Некромантские грабли опустились. Взгляд остался на том же месте. Я машинально потянулась рукой к груди, вспомнив, как радостно тренькнули пуговки в момент захвата. Нда… Впрочем, у него было достаточно времени, чтоб не только рассмотреть досконально, но и на ощупь попробовать, как «вполне себе ж».
— Какой бездны ты тогда позвал?
— А какой бездны пошла?
— Ты подрядился меня проводить!
— Да? Не помню, чтобы получил что-то взамен за свои услуги.
— Оплата по прибытии.
— Гуля с два!
— Тогда какого хрена тебе нужно?
— Поднимаю трупы, упока…
— Я помню, за деньги.
— Угу, оплата вперед. Только денег у тебя с собой нет, а раз нет денег, — некромант прищурился, чуть склонив голову, его глаза затянуло чернотой, а с руки брызнуло мраком. Темная лента зависла в воздухе, покачиваясь, как готовящаяся к атаке змея, и коснулась… лизнула меня в ложбинке груди, пробралась глубже. — Я возьму в качестве аванса это…
— В качестве оплаты…
— Я ведь и так мог бы взять, как хотел и что понравится, не заморачиваясь с договором, — голос тьмы, исходящий откуда-то из глубин некромантской грудной клетки, будто у него за ребрами вместо сердца шуршали, потрескивая раскаленные угли, вздыбил волосы на затылке, а шевельнувшаяся под платьем темная лента поддела шнурок и вытащила гранатовую бусину, оставив взамен толпу мурашек, как после ночного купания в реке.
Глаз я не опустила. И не моргнула. Даже когда эта штука елозила у меня в бюстье. С темными всегда так: отвел взгляд — признал поражение. Яегонанимаю, а не он позволяет мне тащиться рядом из милости или еще какой утренней блажи.
— Договор, — твердо произнесла я.
— Договор, — согласился темный. — Твое имя.
— Ты его знаешь, откуда-то. Я бредила на том кладбище?
— Ты делаешь это сейчас. Откуда мне тебя знать?
— Ты сказал «элле’наар».
— Это значит неугомонная, огненный сполох над гаснущим костром, угли уже темные, а он вдруг пробивается, прячется и вспыхивает снова. И снова. Бесконечно.
И повторил, растягивая звуки:
— Элле’наар.
В груди стало горячо, будто я вдохнула воздух над тиглем, полным заготовок и шуршащих, потрескивающих раскаленных углей.
Два таких уголька мерцали в глубине некромантских глаз. На кончиках волос, выдавая мое смятение, тлели искры. Темная лента все еще удерживала на весу гранатовую бусину, нанизанную на шнурок, натянувшийся и придавивший кожу на шее сзади. Не сильно, как кошка, играя или ластясь, чуть прижимает зубами руку.
— Это мое имя. Эленар. А твое?
Я старалась говорить ровно, но это было сложно: взгляд, раскаленные угли за ребрами, темная лента, обнимающая мое единственное сокровище, а еще шнурок прижал мелкие волоски. Тянуло.