Так что, как только открылась дверь, я первой вошла внутрь.
Зал был совсем небольшим и казался призрачным из-за синевато-зеленого света очень ярких ламп. Как будто я в другое измерение попала! Этот свет искажал цвета, иногда стирал тени, а иногда делал их особенно яркими. В сиянии ламп, продолговатых и круглых, тело покойницы смотрелось не человеком, а не слишком удачной куклой из воска и пластика.
Смерть и долгие дни, проведенные в этом подземном холодильнике, сильно изменили Тэмми. Она и на последних своих прижизненных фото выглядела не слишком хорошо, а сейчас передо мной будто лежала старуха лет семидесяти. Ее кожа выглядела серой и сморщенной, как осиное гнездо, изморозь дополнила седину в ее волосах.
И все же у меня не возникло ощущения, что это не она и меня пытаются обмануть. Это, вне всяких сомнений, была она. Просто на ее теле будто разом проступили все несчастья ее непростой жизни. Надеюсь, дочерям не позволили увидеть ее такой… Нет, конечно, нет. Это «представление» для меня – незваной и нежеланной гостьи в маленьком мирке Олд-Оукс.
Тэмми лежала на столе обнаженной. Это как раз не было частью «спектакля», это нормально: никто в моргах не заботится о достоинстве, оно для живых, а не для мертвых. Считается, что тело – это материал для работы, а личности, способной стесняться и смущаться, давно уже нет. Трупы стыдливо прикрывают только в фильмах, смерть не знает стыда.
Благодаря этому я могла рассмотреть все: не только следы вскрытия, грубые черные швы, которые на похоронах полагается прятать под одеждой. Серая кожа покойницы легко выдавала синяки на ее лодыжках и запястьях, уродливые ссадины на ее лбу – видеть я могла только часть, остальное скрывали волосы. Но и этого мне хватило, чтобы различить, как прогнулась, поддавшись силе удара, кость. Горло погибшей распухло и навсегда сохранило багрово-фиолетовый цвет.
Это было то еще испытание. Я думала, что готова к нему. Я ведь не знала Тэмми, у меня вроде как не было причин по-настоящему любить ее – а значит, сочувствовать ей. Но здесь и сейчас то кровное родство, в реальности которого я до последнего сомневалась, наконец обрело власть, стало почти осязаемым. Я почувствовала тошноту и головокружение, в какой-то миг мне показалось, что мое горло тоже синее и распухает, мне не хватает воздуха. Нужно уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. Заплатить, кому надо, не жалея папенькиных денег, чтобы в следующий раз увидеть Тэмми похожей на человека, которым она была!
Должно быть, мое состояние стало настолько очевидным, что отец Джозеф забеспокоился. Он осторожно приобнял меня за плечи, и сначала этот жест показался мне чересчур фамильярным, а секундой позже я поняла, что это нужно: меня шатало, хотя сама я этого не замечала.
Стыдно мне не было. Я не полицейская, не частный детектив и не наемница, чтобы спокойно переносить такое зрелище! Но у меня хватило сил не кинуться к выходу, и этим я могла гордиться.
– Давайте я провожу вас к машине, – предложил отец Джозеф.
– Еще рано, у меня есть вопросы…
– Господи, да какие тут могут быть вопросы? – закатил глаза коронер.
Священник тут же осадил его:
– Лайл, она имеет право знать!
Что ж, повезло мне с провожатым.
Не думаю, что коронер разделял убежденность священника насчет моих прав. Но выпендриваться он перестал, только это и было мне нужно.
– Что именно вас интересует?
– Что стало причиной смерти? У нее такие страшные раны на голове…
– Да, череп проломлен в двух местах. Но это не смертельные раны, хотя они, конечно, повлияли бы на ее здоровье, если бы ей удалось выжить. Причиной смерти стало удушение.
– То есть, кто-то задушил ее, когда она уже была без сознания?
– Не задушил. Засунул ей в горло платок.
Коронер говорил об этом без сочувствия – но и без злорадства. Для него фраза «убили, засунув в горло платок» имела такой же эмоциональный вес, как, скажем, «на улице сегодня солнечно» или «молоко опять подорожало». Нельзя его осуждать, это его работа.
А вот моя работа и вся моя жизнь была совсем другой, поэтому я почувствовала, как по моему собственному горлу проходит болезненный спазм. Дурное это дело – проецировать на себя опыт погибшей женщины. Однако от меня это не зависит, просто так получается.
Даже в своем нынешнем состоянии, близком к шоку и ступору, я понимала, что что-то здесь не так. Как бы парадоксально ни звучало, это убийство не такое, каким должно быть!