Ирина рванулась к нему.
- Что? Что случилось?
И сама увидела чуть правее и чуть выше глаза черную зияющую рану. Его глаза тускнели, но Ирина поняла: он узнал ее.
- Что мне сделать?
- Уже ничего.
Она ясно почувствовала этот ответ. Ирина оглянулась, как бы в поисках помощи и защиты. И тогда заметила Джоя. Он стоял, словно скованный, сильно согнувшись, выражение его лица скрывали стекла скафандра. А в позе что-то жалкое. За ним в глубине остроугольное очертание серо-голубых легких крыльев. Лодка! Лодка!
Ирина повернулась в сторону живого проксимианца, вслушиваясь в его слова. И поняла даже то, о чем он не хотел говорить.
"Я всегда говорил, что привычка к насилию у людей неизлечима. На него только один ответ - опятьтаки насилие. А мне это противно... Но теперь ему нет пощады! Смотрите!"
Тело Джоя еще сильнее наклонилось вперед, судорожно дернулось и окаменело.
Джой хотел похитить голубую лодку и приемник проникаемости. Он один рассчитывал покорить Землю.
Джоя уже нет. Но нет и их друга, нет проксимианца. Инг уныло повторял:
- Что будет?! Что?
- Не волнуйся так, - уговаривала его Ирина, - глупо предполагать, что мы вдруг останемся в ответе за дикое зверство Джоя. Проксимианцы прекрасно понимают, что мы не разделяем планов Джоя и никогда бы не стали соучастниками его преступлений. А потом они свободно читают наши самые сокровенные мысли. Ну что там можно прочитать плохого, страшного для них?
Но Инг не слушал ее. Страх, панический страх овладел всем его существом. Ирина подумала: ориндцы бессильны перед ужасом смерти. И это, наверно, потому, что вымирание с самого рождения довлеет над ними.
Нкой тоже казался пришибленным, но он работал, пусть бессмысленно, без цели, почти механически, но все-таки работал. Он не вставал из-за вычислительной машины.
Теперь Ирину тянуло к нему. Нкой охотно делился своими знаниями. Он вдохновенно рассказывал, как ему удалось обнаружить гравитон, элементарную частицу тяжести. В это время вошел проксимианец. Не замеченный людьми, он долго слушал и жадные вопросы Ирины, и подробные объяснения Нкоя. И вдруг вмешался.
- А зачем тебе все это нужно? Зачем тебе все это знать?
Ирина быстро повернулась к нему.
- Как зачем? Когда я вернусь на Землю - я передам это людям.
- Зачем? Чтобы они убивали друг друга?
- О нет! Нет! Почему вы думаете, что люди могут только убивать?! Нет! Люди могут любить, люди могут создавать прекрасное, люди могут так же, как и вы, покорить космос!.. И они не будут там вашими врагами, они будут вашими первыми друзьями!
Он бесстрастно, долго и молча изучал ее.
Ирина убедилась, что он никогда раньше не читал ее мыслей, просто они его не интересовали.
- Значит, ты рассчитываешь вернуться на Землю? - сухо спросил он.
Ирина, закусив пересохшие губы, не отрываясь всматривалась в него. От сияющих стен, от светящегося потолка ее лицо казалось очень бледным, а глаза - бесконечными в своей синеве.
- А разве я не вернусь?
В мыслях его что-то изменилось.
- Мы владеем лодкой, на которой вы, правда с большим риском, можете опуститься на планету. Но вероятнее всего, вы погибнете...
- Я хочу на Землю!
Это сказала Ирина. Проксимианец опять упорно и долго оценивал ее.
- Но ты можешь и не возвращаться. Ты навсегда останешься с нами. Мы дадим тебе интересную работу. Твоей жизни ничто не будет угрожать.
- Хочу вернуться! Но... но... я одна, а их - двое...
- Мне нечего делать на Оринде, - угрюмо сказал Нкой.
Инг не отвечал,
- Ты молчишь, Инг?
- Я останусь здесь, - он с трудом произнес эти слова.
А Ирине вспомнилась созданная им Оринда, та Оринда, которую она знала, и знала только благодаря ему, благодаря Ингу: обреченность среди деревьев, яркое небо - любовь и тоска в каждом мазке.
- А вместе со мной, Инг? Хочешь вместе со мной на Землю?
В его мыслях было такое смятение, что Ирина ничего не поняла.
- Тебе будет у нас хорошо.
Потом, много минут спустя, Инг ответил:
- Если и умереть, то каждому хочется лечь в родную землю...
Наступил час возвращения на Землю.
Ирина знала: она должна уснуть, уснуть здесь - в лодке-кабине на чужом космическом корабле, а проснуться у родных берегов. Она опустится в Черное море. Ирина сама выбрала это место.
В эти последние минуты перед стартом Ирина не чувствовала страха. Желание вернуться назад, окунуться в эту туманную родную синь, которая была так близка и которую она постоянно могла видеть перед собой, оказалось самым сильным. Ирина с удивлением заметила, что ее пальцы дрожат и губы все время пересыхают.
Надо спешить. Скафандр перед ней... Она наденет его и навсегда покинет эту светящуюся голубую комнату.
Прощайте, добрые и мудрые проксимианцы! Прощайте, люди, Инг и Нкой! Будьте человечны!
Ирина долго и горячо жмет их руки. Потом берет скафандр, гладкий и гибкий материал скользит под руками и, наконец, плотно охватывает тело. Ориндцы стоят уже там, по ту сторону желтоватых стекол шлема. Один - длинный и костлявый, рассеянно улыбающийся; он неуклюже приподнял огромную ладонь, приветливо помахал и притронулся к седеющим вискам. А второй - красивый и смуглый, еще стройный, но уже с тоской, с бесконечной тоской во взгляде.
Ирина еще, последний раз, кивает им и двигается следом за проксимианцем.
Опять густая, вязкая вода. Впереди, широко раскинув щупальца, плывет медуза, указывая Ирине путь. Ирина узнает этот зал. Здесь совсем недавно разыгралась жестокая трагедия и погиб ее друг-проксимианец. Зловещие тени бороздят темную воду.
Они остановились перед остроконечным, единственно светлым в этом мраке сооружением, где когда-то бился в предсмертных судорогах Джой.
- Подойди, вплотную подойди! Ближе! Ближе! Еще ближе!
Ирина навалилась грудью на стенку скафандра и сквозь него почувствовала холодный металл лодки. Небольшой толчок... Все как будто пошатнулось и расплылось. Ирина оказалась в узком и тесном помещении. Скафандр исчез. Она лежит на полу, вглядываясь в близкий потолок.
И вдруг пришло ощущение чего-то очень и очень давно пережитого. Как будто это уже было. Она лежала вот так, вытянувшись всем телом, сжатая этими серо-голубыми стенами; они очень близко, но их поверхность плохо видна в темноте. И какой-то звук, не резкий, нет, а приятный, тоже когда-то очень и очень давно слушанный, приближался разом со всех сторон.
- Вот... оно наступает, уже неизбежно надвигается... неведомое... Я усну... сейчас усну... А если навсегда?
Электрический ток пробежал по жилам...
Так неодолимо, наверно, наркоз захватывает сознание. Но прежде чем уснуть, с необыкновенной силой вдруг вспыхивает самое главное, бесконечно дорогое. Земля, необъятная Земля! А ведь помнится только крошечный кусочек.
Березовая роща под Москвой, речушка, где она плескалась девчонкой; терраса, обвитая вьюном; легко и быстро ступая, идет отец, задорная усмешка в уголках его губ и в смеющихся глазах; мать проводит рукой по ее лицу, и ладони у нее горячие и немного шершавые.
А потом... потом... Широкоплечий юноша, почти мальчик, стоит на пороге. Он смущен. В его серьезных глазах - восторг и изумление. А она... она, кажется, танцует... Да, танцует... Какие легкие у нее движения, какое послушное, невесомое тело. А он все смотрит, смотрит и смотрит... Ох! 0-о-ох! Она проваливается... бездна... Остановиться!.. Остановиться бы... Но это же невозможно. Она сама так хотела.
И побелевшие губы Ирины шепчут последнее, последнее, что еще удерживает уходящее сознание:
- Сережа! Где ты?! Слышишь?! Иду к тебе! Иду!..