Меня поразил брезгливо-безразличный голос мужа, когда он разговаривал с подчиненными.
А потом случилось несчастье...
В ураган, во время аварийной работы, которой непосредственно руководил муж, матросу придавило ногу. Паренек в плаванье впервые, во всем виновата его нерасторопность.
Когда я прибежала к месту происшествия, муж стоял в стороне. Ледяным тоном спросил:
- Перелом?
- Да, - ответила я.
Перелом был открытый, и не один. Нога изуродована, наверно, навсегда.
- Черт знает что!
Восклицание обожгло меня, я подняла голову от раны. На губах мужа обычное пренебрежение, ни тени сострадания к чужой боли. Только блестит его бледное выбритое лицо в сгустившейся серой мгле.
Начинался хлесткий дождь.
Муж с досадой отвернулся и пошел вдоль борта, затянутый в плащ-дождевик, скользкий от воды.
Вечером случайно услышала разговор...
- Мне некогда, - сказал муж.
- Он понимает, что сам виноват, - уговаривал наш комсорг. - Он и так наказан. Если бы вы навестили...
- Некогда, - все так же бесстрастно прозвучал ответ...
Очень тяжело было возвращаться в свою каюту.
Муж полулежал в мягком кресле спиной ко мне. Над зеленым плюшем были видны крутые плечи. Настольная лампа стояла перед ним, и тень покрыла его синевато-бледное лицо, когда он повернулся.
Тогда я ничего не сказала. Я только с ужасом вслушивалась в его слова:
- Неприятностей не оберешься. Лезут черт знает куда! Объясняй теперь!
И ни разу не спросил меня, как себя чувствует больной, как его нога...
Это страшно - вдруг, сразу и неотвратимо обнаружить, что человек, который был для тебя самым главным в жизни, - ничто, пустота.
Время шло. Он, как и раньше, снисходительно и ласково улыбался, абсолютно уверенней в моей привязанности и своей неотразимости. Теперь его мелочный эгоизм, жалкая боязнь за собственное "я" меня раздражали.
Говорят, чтобы разорвать совместную жизнь, нужна более веская причина. Не знаю... Я. наверно, простила бы и любовь к другой женщине, и несправедливые упреки, и бурные сцены, если за этим всем - горячие чувства. А душевной скудости простить не могу. Не могу жить с человеком, которого не люблю, И не уважаю.
Тогда мне казалось: лучше одиночество.
Я поселилась у нашей буфетчицы тети Фени и провела с ней эти тягостные месяцы плаванья.
Почти все свободное время смотрела на бушующий океан. Это успокаивало и тревожило. Тучи над нами. Где-то СТОРОНОЙ, вгрызаясь в зыбь волн, проходили дожди. Иногда они хлестали нашу палубу. А потом возникал подсвет на небе, он расширялся. Отдельные голубоватые айсберги проплывали в темной и холодной воде.
Так постепенно мы входили во льды Антарктики, в их сияющее великолепие.
Нет, это было не тяжелое, а тягостное время. Потом, через много-мнюго лет, когда пришло большое горе, я поняла, что значит тяжело, непреодолимо тяжело.
Было еще очень много солнца в моей жизни, была знойная Ангола, где рос мой Володька среди черных кудрявых детишек. Пусть навсегда останется благословенным это незабываемое время!
Я работала рядовым врачом в госпитале. И когда возвращалась домой спать, кажется, шаталась от усталости. Чужое, некиевское, небо сверкало причудливыми созвездиями. И воздух полон запахов, но слишком резких, слишком пряных.
Оспа... Нищие деревни... Холера... Такова Ангола моей молодости...
Да, Земля влечет неодолимо. Память о ней не меркнет, а оживает, расширяется... У Ганимеда очень спокойное, ровное дыхание. Сияние-это дыхание небесных тел. Земля теперь-тоже небесное тело. И как она нежно и чисто дышит.
Меняется ли психика человека в Космосе? Да, меняется. Глубже сознаешь свою ответственность перед людьми за то, что тебе одной из многих тысяч доверили. Острее чувствуешь, что ты дитя Земли, свою неразрывную связь с ней. Это неправда, что тоска, обреченность одиночества овладевает людьми. Так думали только на заре космических полетов. Жизнь здесь очень активна, насыщена деятельностью, а тоска - плод безделья.
Сильнее всех, конечно, Павел Николаевич. Не только потому, что он талантливее, умнее, энергичнее. У него исключительная целеустремленность.
Я вижу: Сашин взгляд сам собою тянется к Земле - туда, где она может быть. Я вижу на лице Сурена отпечаток земных воспоминаний. Они, как и я, думают о прошлом. Значит, в Космосе обостряется прошлое, воспоминания все больше и больше овладевают психикой.
А вот у Зарецкого этого нет. Он весь-одно стремление: проникнуть в тайны мира. Его мысль, его память не отвлекаются. Я даже начинаю думать, что он исключение. Он относится к типу мыслителей, гигантов ума. А их психику нельзя мерить нашим аршином.
Беспокойства он мне не доставляет. Как Зарецкий ни увлечен, он строго соблюдает режим времени. И если наступает пора спать, он откладывает самый захватывающий эксперимент - и спит. Он регулярно делает зарядку. И ест то, что положено.
Галочка говорила, что и дома он всегда ел то, что питательно, что нужно, а не то, что ему особенно нравится.
И вместе с тем он не производит впечатления сухаря, и совсем не потому, что слегка смущается, когда обращаешься к нему. Его горячее сердце стремится как можно больше познать!
Я люблю наблюдать, когда Павел готовит очередной опыт. Он весь горит и краска возбуждения на щеках, и особый блеск глаз. И даже пальцы дрожат. Это при его-то железных нервах?
Вчера он позвал Сашу. Я работала рядом и слышала весь их разговор о Красном пятне Юпитера.
- У меня такое предчувствие, что внутри него сейчас что-то происходит. Как будто силы какие-то накапливаются.
- Почему вы так думаете?
- Трудно ответить... На приборах нет никаких точных показаний, и вместе с тем что-то не то...
Он молчал минуту.
- Почему протонный слой радиации Юпитера начал вдруг излучать рентгеновские лучи с длиной волны около двух ангстрем?
- Откуда вы знаете, что это идет от протонного слоя?
- Не могу объяснить... Но это так.
И хотя Павел Николаевич не доказал своего предположения, мы с Сашей поверили, что так оно и есть. Зарецкий обладал особой интуицией. Это почти мистика. Но его гипотезы, высказанные столь определенно, как эта, всегда подтверждались. Вернее, это какое-то свойство его мышления: предугадывать действительность. Собственно говоря, это присуще подлинно большому таланту. Разве не создана одна из самых удивительных теорий нашего времени - теория вакуума, пустоты? Той самой пустоты, которую физики всего мира привыкли считать самой простой и понятной. Пустота - не пуста, даже если там совершенно отсутствуют протоны, нейтроны, электроны, не говоря уже об атомах и молекулах. Пустота заполнена частицами отрицательных энергий, поэтому мы их не чувствуем. А если этим частицам сообщить огромную энергию? Что получается тогда? Тогда рождается антиматерия, антивещество. А фотонная ракета - наша самая большая мечта...
Павел Николаевич одержим идеей пустоты. В ней он видит неведомые доселе силы и стихии В ней могущество человека. Он говорит Саше о тайнах Красного пятна Юпитера, а думает, я уверена, что корень всех загадок, в том числе и этого излучения, исходящего от протонов, все в той же пустоте, в том же мире отрицательных энергий.
- Мы должны проследить не только за этими рентгеновскими квантами, но и за тем, что их порождает. Какими свойсгвами должны обладать эти лучи или частицы?
Павел Николаевич быстро набрасывал на бумаге чертеж.
- Нам с тобой надо срочно собрать эту схему. Для этого есть все необходимое. Я проверил.
И он начал объяснять Саше сущность задуманного:
- Протоны, попав в поле неизвестного нам происхождения, порождают рентгеновские лучи с длиной волны около двух ангстрем. Все притоны или только определенных энергий? Почему это происходит? Это мы во-первых узнаем. Возникают ли только эти кванты или еще что-нибудь? Эго во-вторых... Протоны мы возьмем из реактора для получения пиозина. Нам нужно совсем ничтожное количество. А потом... потом... мы увидим, как развернутся события.