Деревья то плотно обступали дорогу, то расходились в стороны. Все выглядело как-то странно и неестественно: над головой осеннее небо, а вокруг летний лес с зелеными листьями. Только в предместьях Ротвальда деревья меняли окрас своего наряда на рубиново-красный и долго оставались такими. Потом листва опадала и можно было видеть как странный ход времени опять знаменовал весну набухающими на ветвях почками.
Нечто похожее происходило и на границах Сильвании. В том числе и в вольнице на севере. Там древнее нелепое заклятие немного ослабевало и дарило причудливую картину постепенно переходившего из лета в осень леса, которая ближе к зиме приобретала четко различимую границу голых стволов и все еще зеленых деревьев. Снега эта страна не видела испокон веков, даже небольшого количества от того, которое выпадало над Феларом, особенно южным. Правда, учащались дожди, но это не сильно беспокоило эльфов.
Карнаж пересел в повозку с провизией, устроившись между мешков и давая своей лошади немного отдохнуть. На первых порах в отряде от него требовалось совсем немного: помогать при погрузке и разгрузке обоза. Тем более дороги Сильвании славились своим спокойствием и плохой проходимостью, поэтому нечего было и думать о разбойниках. Только успевай вытаскивать завязшие в грязи повозки.
Обитателям лесов не было особого дела до дорог. Иногда казалось, что им вообще не стало больше ни до чего дела, с тех пор как был заключен союз с Феларом и империей Заран. Постоянной крупной армии у Сильвании тоже не было, но это оказывалось вполне объяснимо, так как после эпохи Сокрушения Идолов на эти леса никто бы не позарился. Иногда сами эльфы и носу не казали в отдаленных районах. Ходили слухи, что природа там была «более чем живой», по крайней мере в привычном понимании - наследие покинувших эти земли бормов. Часть их перебралась в Ран'Дьян, другие отправились в горы, где возвели на руинах прежней цитадели свою Заставу. Там они охраняли Аррахар - прежнего стража леса, что сошел с ума от пожарищ еще первых стародавних войн восьми народов.
«Ловец удачи» подробнее ознакомился с лесами Сильвании, когда они с Киракавой странствовали по Материку. Старик был щедр на рассказы. Но пуще всех историй было созерцание шевелившихся, словно живые, чащоб неподалеку от Штерна, или подводных огней этого города-порта. Они зажигались в море с наступлением ночи.
Фениксу приходилось видеть и иную картину. Когда он был еще совсем маленьким, вместе с матерью они однажды наткнулись на рощу, где не пели птицы, не шумел листвой ветер, а меж стволов гуляло лишь эхо, проносившееся по ведущей туда дороге. Оно то приближалось, то отдалялось, то звучало стуком копыт лошади, то плачем ребенка. Звук все время менялся, словно эхо само развлекало себя, вспоминая то, что слышало раньше. Тракт шел далеко в обход. Ведущие туда раньше дороги и тропы заросли травой лишь до какой-то определенной, незримой черты, а под сенью деревьев они продолжались, будто по ним до сих пор кто-то постоянно ходил или ездил. Деревья словно не хотели расти вблизи этого места, отчего оно было охвачено кольцом слабой зеленой травы без цветов и кустарников. Рунэ'Ада ничего тогда не стала объяснять сыну, а старый учитель, когда мальчик задал ему вопрос, лишь сухо заметил, что в Сильвании иногда попадаются такие странные места, вблизи дорог, где остановилось время…
Смеркалось. Обоз сворачивал с тракта к постоялому двору.
Небольшое, слегка покосившееся здание феларского типа постройки здесь возвели давно. Оно заняло место на небольшом поле, иссеченном колесами возов, что оставляли здесь на ночь, посреди сожженных стволов деревьев, торчавших черными кольями то тут, то там.
Пока повозки выстраивали в круг и разжигали костры, Бритва пошел к хозяину заведения договариваться о ночлеге. Карнажа, дремавшего на мешках, разбудила резкая тряска, когда они перебирались через канаву. Полукровка соскочил на землю и, поежившись и отряхнув свои волосы, направился к кострам, чтобы хоть немного согреться, так как его угораздило задремать под вечер, а вечера в Сильвании осенью были довольно холодными.
О лошади «ловца удачи» уже позаботились, а его торбу с пожитками бросили к костру вместе с поклажей циркачей.
– Как выспался, Феникс? - послышалось у него за спиной.
– О! Маэстро! - обернулся Карнаж, которому так и не дали дойти десяток шагов до согревающего пламени костра.
– Дела-дела, с тобой даже словом перекинуться времени не было, - улыбнулся уже немолодой человек с копной седеющих темно-русых волос.
Глаза старого фокусника хитро прищурились. Морщины резко выделили непомерно длинный, вздернутый кверху нос. Под густыми усами обозначилась легкая ухмылка, которую на его узком, вытянутом лице можно было назвать почти улыбкой. Он отсыпал себе понюшку табаку на тыльную сторону ладони из старой табакерки, и, втянув ее ноздрей, громко чихнул.