Никто не вмешался, как и обещал Жан. Даже одобрительных криков бросили всего пару, словно нехотя выполняя старый как мир обычай харчевенных потасовок.
Собравшись с силами, полукровка встал намереваясь докончить громилу.
Толстяк, не понятно откуда взявшийся и где пропадавший все то время, пока его компаньон вытворял свои зверства, с криком накинулся сзади, занеся над головой массивный табурет. Это было опрометчивым решением. Карнаж, с гортанным урчанием вывернулся, выбивая толстые короткие ноги, и бедняга, подкошенный ударом ниже колен, рухнул ничком, выронив свое орудие и расквасив нос.
«Ловец удачи» подхватил табурет и со всего маху ударил поднявшегося заранийца по голове. Предмет мебели разлетелся на части и стал никуда не годен, как впрочем и тот, в кого был направлен. Громила растянулся на полу среди обломков.
– Жаба!? - прорычал «ловец удачи», сотрясаясь от напряжения разгоряченных болью мышц на спине, - Так вот о каком долге говорил этот ублюдок!
– Я не… - начал толстяк, пытаясь подняться, но пятка Феникса ударила его в затылок.
– Нет! Ты Жаба! - полукровка продолжал зло вбивать ступней голову толстяка в пол, - Жадная! Неугомонная! Бородавчатая Жаба!
– Довольно, Феникс! - к камину подошел Жан, поднимая руку, чтобы утих поднявшийся гомон.
– Убью! - детина поднялся, выхватывая из-за пояса нож.
– Это уже лишнее! - сабля пирата свистнула в воздухе и со звоном выбила оружие из дрожащих рук заранийца.
Все трое замерли.
Стоптавший Сотню Сапог был тем, с кем ни Карнаж, ни те двое, что атаковали его, не собирались связываться ни при каких обстоятельствах.
Свое обманчиво безобидное прозвище Жан, разумеется, носил заслуженно, но он был кроме прочего не просто бродягой и бывшим пиратом, но и тем, кто дорого заплатил за свою жизнь, прорвавшись через кордоны феларских солдат. Этот философ меча слыл душегубом и непревзойденным мастером, чей талант не знал нравственных ограничений и взрезал животы с такой же легкостью, как вытряхивал свою любимую трубку, сдувая жизни на своем пути как пепел от табака со стола.
Феникс задушил собственную ярость перед лицом этой ходячей смерти. Здесь его ран'дьянские замашки были совсем не кстати. Но слишком многое накинулось на него в эти последние дни. Он ввязался в опасные дела, в которые раньше предпочитал не вмешиваться и едва успевал переводить дух, как вырастали новые препятствия. Отчего этот толстяк, старый знакомец Карнажа, бывший граф Жабэй, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Даже он совал нос в дела полукровки, хотя их конфронтация была давней. Но этот мелкопоместный дворянчик, некогда пытавшийся прибрать к рукам деятельность «ловцов удачи» в южном королевстве, никак не мог угомониться и теперь гонялся за такими, как Феникс, грабя, а, иногда, и убивая. Подло, из-за угла.
Жабэй использовал в своих интересах помощь воровских гильдий, стражу и инквизиторов, сводя кое-как концы с концами, и полагая себя очень умным и вертким, что додумался до такого нехитрого открытия, как красть краденное. В последнее время дела его, видимо, складывались совсем скверно, так как начали поднимать из руин Шаарон, и на южные земли вернулась тяжелая дубина феларского правосудия. Вот он и оказался здесь и, разумеется, не мог упустить случая, едва прослышав о направляющемся сюда «ловце удачи».
Однако убить его Карнаж не мог, так как здесь были свои правила, а Жабэй всегда уделял правилам много внимания и использовал их также в своих интересах.
Полукровка молча смотрел на Жана и прекрасно понимал в чем дело. Конечно здесь были свои законы, но они надежно переплелись с интересами канцелярии, которая оказывала свое покровительство таким как Жабэй, ведь так ловко умудрялись устроиться немногие. Их орудием был шантаж, с помощью которого они забирали у тех, кто действовал на свой страх и риск, ввязываясь в сферу пересечения интересов магии и церкви, заработанные деньги, умело пользуясь шатким положением «ловцов удачи».
Получался изрядный клубок, в котором разобраться было непросто и рискованно, особенно в нынешние времена. Это и предрекал Окулюс Берс в своем критическом труде посвященном интригам и борьбе интересов, в которых гибнет магия, как наука невиданных открытий, превращаясь в инструмент власти, не лучше и не хуже прочих.
Стоптавший Сотню Сапог держал паузу явно неспроста. Что-то важное было передано ему с тем посланием, о котором говорили «ловцу удачи». Значит кому-то было важно, чтобы он, Феникс, добрался туда, куда следовал, то есть в Шаргард. На этом можно было неплохо сыграть, подначив Жабэя, который слыл очень злопамятным человеком. Карнаж поглядел на распластавшегося у его ног толстяка, зло плюнул тому на спину и, собрав свои вещи поднялся по лестнице, собираясь найти себе комнату на ночь.