Но спать этой ночью Карнаж не собирался. Последние события сильно измотали, однако они своим появлением взывали к его благоразумию.
Устроившись в тесной комнатушке с плотно занавешенным окном, «ловец удачи» навалил на кровать свои сумки и накрыл их одеялом. Прекрасно понимая, что подобный трюк здесь никого не введет в заблуждение надолго, полукровка погасил свечу и устроился в противоположном углу, предварительно забаррикадировав дверь столом и стулом, так как хлипкий засов внушал мало доверия.
До восхода солнца нечего было и думать выбраться через окно и уйти к переправе, как бы он сделал в любом другом месте. Походило на то, что его зажали в угол, однако в распоряжении был весь остаток ночи, и Феникс мудро рассудил, что ночь время довольно беспокойное, и за несколько часов могло случиться что угодно.
Пока Карнаж приготовился к осаде, попутно с этим раздумывая над ситуацией, Жабэй вел успешные дипломатические переговоры. Закрывая рукой разбитый нос и принося свои извинения Жану, он вскользь упомянул о том, что «ловец удачи» мог везти с собой что-то весьма ценное, распаляя тем самым алчность старого пирата, которую не могла истребить никакая философия клинка. Однако Стоптавший Сотню Сапог никак не выказал ожидаемую графом реакцию. Пирату было чего опасаться. Риск перейти дорогу канцелярии возобладал. В то же время жадность Жабэя и желание отомстить только набирали обороты, не сдерживаемые текстом секретного послания из Шаарона.
– Ну вот мы и договорились, - прогнусавил Жабэй, кривясь от боли и продолжая зажимать разбитый нос.
– Да, любезный граф, однако не забудьте о братстве серых дорог, когда сочтетесь с этим «ловцом удачи», - напомнил Жан.
– Разумеется, - ответил толстяк, - Я всегда ценил тех, кто чтит законы серых дорог и не вмешивается в частные дела странствующих. Тут сущая безделица. Речь идет всего на всего о некой сумме, и никак не о жизни этого полукровки.
– Надеюсь.
– Не сомневайтесь, слово дворянина.
Толстяк отвернулся и дал знак своему подручному следовать за ним, поэтому не увидел скептической гримасы, что возникла на лице бывшего пирата от того «слова», которое ему дали в залог, словно позолоченную побрякушку, брошенную опытному владельцу ломбарда с таким видом, будто это настоящее золото.
Жан вернулся за стол в углу. Там его ожидал мужчина, поглаживая ладонью свою совершенно лысую голову. Брови двумя клочками сошлись на переносице, глаза недобро посмотрели на пирата, когда тот сел напротив.
– Хлеб без тмина запекаете? - начал гость, отламывая горбушку.
– Это за рекой так запекают, - возразил Жан.
– По вашей просьбе. Не юли, - повысил голос лысый, - Ты знаешь, что будет, если в столице об этом узнают? Вдобавок вы еще и снов своих не рассказываете и не исповедуетесь. Якобы потому, что фэтчи монахов извели.
– Но это правда, сударь!
– Нет правды кроме бога, уразумей!
– И для вас тоже?
– О, нет. Моя правда - это я сам, как и ты для себя, пират. А если нет монахов, так со мной есть один, вон тот послушник, - лысый указал на закутанного в робу с надвинутым капюшоном низкорослого человека, который сидел на скамье за общим столом.
Едва гость указал на него, как тот встал и медленно побрел к лестнице, следуя за Жабэем и его слугой. Стоптавший Сотню Сапог в изумлении проводил странного монашка взглядом.
Лысый тоже встал, дружески похлопав бывшего пирата по плечу своей сильной рукой, и направился к дверям.
Жабэй и его подручный достигли своих апартаментов и вкушали скудный ужин. Пока толстяк откупоривал бутылку дешевого вина, детина накинулся на пережаренное мясо с жадностью гуля на свежей могиле.
– Да уж, а я-то рассчитывал, что разбойнички нам подсобят, - протянул бывший граф, разливая вино по кружкам.
– Ничего, господин, мы еще прижмем этого полукровку, что б ему пусто! - ответил с набитым ртом детина, морщась всякий раз, когда двигал правой рукой со вспоротым предплечьем, пытаясь разрезать головку репчатого лука, - Только больно он горазд драться. Чуть глаза не выдавил мне, звереныш!
Жабэй пропустил жалобу мимо ушей, аккуратно прикасаясь к разбитому носу, который не превратился в лепешку только потому, что толстяк предусмотрительно встречал удары об пол по большей части лбом, отчего там выросла приличная шишка.
– Интересно, что это за гость был сегодня у Жана. Наш любезный хозяин какой-то странный стал. Куда подевался его былой кураж? Да и все прочие тоже сидели как привязанные на скамьях. Что-то здесь не чисто, - бывший граф провел пятерней по своей курчавой шевелюре и взялся за кружку с вином.